Генка прибавил газ, проскочил мимо орудовца на красный свет и погнал машину дальше по улице. Вслед неслась трель милицейского свистка.
— Труба, влипли, — сказал Генка, глянув в смотровое зеркало.
Он увидел, как орудовец остановил частные белые «Жигули», что-то сказал водителю и уселся рядом с ним. Белые «Жигули» рванули с места, быстро набирая скорость.
— И цыган послушали, и потанцевали, и выпили, черт подери! — пробормотал Генка, снова взглянув в зеркальце. — Догоняют, козлы чертовы.
— В переулок сворачивай, Генка, в переулок! — Аня даже за руку стала его дергать.
Генка быстро свернул, задник машины занесло на обледенелом асфальте, и машина ударилась колесами о бордюр тротуара, пошла юзом. Генка газовал изо всех сил.
— Сюда, сюда! — снова затараторила Аня. — В этот переулок. Мы так к прудам выскочим, а оттуда — сразу к дому!
Генка опять резко свернул, и опять машину занесло, задние колеса вылетели на тротуар, и «Жигули» гулко ударились задним крылом об угол дома.
— Ой! — вскрикнула Аня.
— Вот тебе и «ой»… — процедил Генка. — Догонят — хуже будет…
Подвывая двигателем, желтые «Жигули» мчались по заснеженному переулку. Уже совсем стемнело, и Генка включил ближний свет.
— Сюда, во двор! — снова скомандовала Аня. — Он сквозной!
Они влетели во двор, едва не сбив женщину с кошелками, — она буквально выскочила из-под радиатора, обогнули хоккейную площадку и выскочили через другие ворота. Женщина с кошелками еще долго ругалась им вслед.
Вот и пруды. Желтые «Жигули» мчались по узкой аллейке вдоль прудов, обогнули их, перемахнули через трамвайные пути и въехали в другой переулок.
— Теперь почти дома… — Генка усмехнулся. — Хорошо провели остаток воскресенья… Мишка, козел, как чувствовал, отказался.
— А хорошо мы от них удрали. — Аня оглянулась назад.
Они проехали мимо школы и скоро оказались во дворе своего дома. Здесь судьба приготовила им еще одну неприятность. Въезжая на автостоянку, Генка потерял наезженную колею, машину повело в сторону, и она ударилась передним левым крылом о металлический столб-тумбу, на котором крепилась створка ворот. Послышался звон разбитой фары, и свет погас.
— Ой! — опять вскрикнула Аня. — Какой ты косорукий, Генка! А еще хвастался: водить умею! Водила!
Генка, прикусив губу, молчал подавленно.
Наконец они поставили машину на место, выбрались из нее и осмотрели повреждения. Была разбита фара, сильно помяты переднее и заднее крылья.
— Что же делать, Генка? — перепуганно спросила Аня. — Через три дня отец из командировки приезжает.
— Тебе, между прочим, идея в голову пришла! — зло ответил Генка. — «Прокатимся»! «Цыгане»! «Душа моя была полна»! — пропел он.
Аня прикрыла рот перчатками, всхлипнула:
— Сам же сказал, что водить умеешь…
— Ну сказал! Не умею, что ли? Я же сказал, что прав у меня нет!
— Ой, Генка, отец так расстроится… а у него три месяца назад инфаркт был… он с машины каждую пылинку сдувает… — Аня заплакала и сразу из светской дамы, которую пыталась изображать, превратилась в жалкую, несчастную девчонку. — Он если увидит — умрет…
— Когда он приезжает?
— Двадцатого у него командировка кончается. Вчера телеграмму прислал.
— Сегодня шестнадцатое… — пробормотал Генка, еще раз обходя покалеченную машину. — Нда-а, дела — полный атас… Хуже не придумаешь…
— Что, машину разбили? — раздался рядом с ними сиплый, прокуренный голос. Из темноты вынырнул пожилой усатый человек в телогрейке, валенках и шапке-ушанке. Это был сторож автостоянки Григорий Кузьмич.
— Разбили-и… — громче всхлипнула Аня.
Григорий Кузьмич тоже осмотрел машину в тусклом, рассеянном свете фонаря на высоком столбе, высморкался и изрек:
— Н-да, Борис Аркадьич за это по головке не погладит… Серьезное дело… — Он глянул на Генку. — Ты, что ль, удосужился?
— Ну я! Я! — нервно ответил Генка. — Какая теперь разница кто?
— Мне тоже влетит, не углядел. Пока за чаем домой сбегал — вы как раз и успели…
— Григорий Кузьмич, миленький, помогите… — плачущим голосом попросила Аня. — Придумайте что-нибудь…
— А че тут придумывать? — вздохнул Григорий Кузьмич. — Димку-жестянщика звать надо… Позвоню ему, завтра приедет. — Он опять трубно высморкался в большой клетчатый платок и потопал, хрустя снегом, по тропинке к своей будке у въезда, в которой светилось окошко.
— Когда он приедет-то? — спросил Генка.
— Утречком будет. Часиков в девять, — отозвался сторож.