— Благодарю вас, вынужден торопиться. И еще, Аглая Антоновна… Я прошу извинить меня… ну, то, что произошло на собрании… Я вел себя ужасно… так что простите великодушно…
— Да что вы! — улыбнулась Аглая Антоновна. — Я уж и забыла… И вспоминать не стоит. Погорячились, с кем не бывает… Я иногда тоже так, бывает, разойдусь… Может, чаю все-таки выпьете?
— Нет-нет, благодарю… — Валерий Юрьевич помялся, потоптался у двери. — И я надеюсь, визит вашего сына ко мне… надеюсь, подобного больше не повторится…
— Какой визит? — не поняла Аглая Антоновна.
— Видите ли… сам Михаил вряд ли решился бы на подобное… — Валерий Юрьевич с трудом подбирал елова. — Видно, кто-то посоветовал…
— Вы какими-то загадками говорите, Валерий Юрьевич… — Аглая Антоновна смотрела на него с возрастай)щей неприязнью. — Не хотите, чтоб он ходил к вам? Не будет, конечно, не беспокойтесь.
В голосе ее явственно прозвучала обида. Валерий Юрьевич несколько секунд вновь испытующе смотрел на нее, наконец шумно выдохнул:
— Еще раз извините. Всего доброго. Выздоравливайте.
— Спасибо. До свидания, — уже сухо ответила Аглая Антоновна.
Дверь за Валерием Юрьевичем закрылась. Секунду он постоял в задумчивости, потом стал медленно спускаться по лестнице.
— …Я, знаете ли, Михаил Владимирович, в юности был боксером. Не верите?
— Почему? — улыбнулся Мишка.
— И неплохо, скажу вам, боксировал. Первый разряд имел… Но потом — нокаут, сотрясение мозга… и стал вот в результате третьеразрядным артистом…
— Почему? — опять улыбнулся Мишка. — Вы сегодня хорошо играли.
— Правда? — по-детски обрадовался Федор Семенович. — Ну спасибо. У подростков, брат, самое точное чувство правды.
Они шли вечерней людной улицей из театра к Мишке домой. Витрины магазинов, кафе были ярко освещены. Возле гастронома они остановились. Вернее, остановился Федор Семенович:
— Может, заглянем? Купим чего-нибудь вкусненького? Матери приятно будет…
…Валерий Юрьевич бродил по темным переулкам в поисках сына. Вот прошла развеселая компания подростков. Один играл на гитаре, и все с воодушевлением пели:
Валерий Юрьевич пригляделся: Генки среди них не было.
Вот другая компания парней и девушек с визгом и хохотом швыряли друг в друга снежки. Генки среди них тоже не было. Один из снежков угодил Валерию Юрьевичу в шапку, сбил ее с головы.
— А ну прекратите! — крикнул Валерий Юрьевич, поднимая шапку с земли. — Что за безобразие!
Визг и хохот стихли, потом мужской голос произнес:
— Извините, пожалуйста. Нечаянно.
— Вы в зону обстрела попали! — весело добавил второй.
Валерий Юрьевич не ответил, побрел дальше…
— Ге-ен, мне домой пора… — жалобно протянула Аня. — Пошли, а? Погреемся… Есть хочется жутко…
— Иди… Верно, чего тут мерзнешь?
— Не-ет, не могу я тебя бросить… Потому· что мы… товарищи.
— Ла-адно… — насмешливо ответил Генка. — Слыхали мы эти сказки для детей… По телеку каждый день передают…
— Ппотому что я т-тебя… люблю… — пристукивая зубами от холода, проговорила Аня. — Т-ты все д-дурака валяешь, а я т-тебе серьезно говорю.
— Мне сейчас только и осталось дурака валять, — Генка со вздохом обнял Аню, прижал к себе. — Может, к Мишке сходим?
— Не боишься, что он над тобой опять насмехаться будет?
— Да нет… Я ему все прощаю. Друг все-таки… Кореш, кунак, кент. К^к там еще?
И в эту секунду они увидели Валерия Юрьевича. Он брел по аллее вдоль пруда прямо на них.
— Отец… — вздрогнул Генка и вскочил.
Валерий Юрьевич тоже их увидел, ускорил шаги.
— Ты… ты что здесь делаешь? — задал он глупый вопрос.
— Гуляю, не видишь, что ли? — ответил Генка. — Это Аня, одноклассница…
— Пошли домой, Геннадий.
— Не пойду.
— Почему?
— Не хочу, чтобы меня били по лицу. Я не мальчик.
— Не мальчик? — Валерий Юрьевич взглянул на Аню. — Ну хорошо… Ты помнишь, о чем я просил тебя, когда ночью зашвырнул кинокамеру в этот пруд?
— Какую кинокамеру? — едва слышно спросила Аня.
— Которую он украл в школе, — холодно пояснил Валерий Юрьевич, — чтобы достать денег на ремонт, кажется, вашей машины…
— Гена… что ты… — охнула Аня. — Не может быть…
Генка молчал, опустив голову.
— Я тогда велел тебе никому об этом позоре не говорить, — с жестоким спокойствием продолжал Валерий Юрьевич. — Но ты сказал об этом своему другу Мишке. Ведь он твой друг, так, кажется?