— Гололед жуткий, а ты гонишь как на пожар, — пробурчал он.
— Боишься? — усмехнулась Татьяна. — Долго прожить хочешь?
— Хочу. Ничего удивительного в этом нет. Удивительно было бы наоборот.
Татьяна не ответила, но скорость сбавила, смотрела прямо перед собой с окаменелым выражением лица.
— Мам, включи приемник, — попросил Виктор. — Хоть музыку послушаем.
Она вновь не отозвалась и приемник не включила.
— Прямо всенародный траур, — вздохнул Виктор и отвернулся к окну.
Татьяна думала об умершей собаке и поэтому сказала:
— Теперь я осталась совсем одна…
— Купи щенка, — посоветовал Юрий Николаевич. — Хочешь достану? Такой же породы, боксерчика.
— Такой больше не будет.
— Будет немного другая. Но не менее добрая и благородная.
— Спасибо, не надо, — отрезала Татьяна.
— Как хочешь. Дело предлагаю.
В машине наступило долгое молчание. Ровно и сильно гудел мотор, два белых луча от фар упирались в стену глухой темноты, рассеивались, таяли. Впереди замелькали россыпи огней микрорайонов.
— В ночные дежурства бывает много работы? — спросила Татьяна.
— Всякое случается, — сонным голосом отозвался Юрий Николаевич. — Я не люблю, когда у человека с моей профессией много работы.
Опять надолго замолчали. Татьяне вдруг вспомнилось…
…Тогда они собрались на даче. Стол накрыли на свежем воздухе, в тени нескольких сосен. Длинный красивый стол под белой, хрустящей от крахмала скатертью, заставленный блюдами, тарелками и бутылками. И все расселись за столом, такие чинные и благородные, в костюмах и белых рубашках, а во главе стола — Павел и Таня. Он был высоким и тучным мужчиной, с густой гривой седых волос, с сильными, булыжнообразными плечами, с большими мускулистыми руками. И лицо большое, с резкими, угловатыми чертами, тяжелым подбородком. Но когда он улыбался, то был похож на мальчишку, бесхитростного и озорного. Почетную обязанность тамады выполнял грузный лысый человек с объемистым животом и двумя студенистыми подбородками.
Он говорил неторопливо, смакуя каждое слово и строго при этом оглядывая гостей:
— Ты, Павлуша, прожил шестьдесят. Это совсем немного. Но ты построил двенадцать громадных мостов через реки и горные ущелья. Это так много, что даже… трудно представить. Это трудно с чем-нибудь сравнить. Люди, которые в этом деле хоть немного понимают, они поймут, а те, кто не понимает, — пусть просто примут к сведению. Вот мне, дуралею, без года шестьдесят, а я построил всего три.
— Но каких! — весело ввернул кто-то.
— Прошу не перебивать тамаду! — грозно посмотрел на гостя лысый человек. — Не обо мне речь. Я хочу сказать, дорогие мои…
— Сема, бриллиантовый, хватит… — вновь попытался остановить тамаду кто-то из гостей, но тот закричал, весь побагровев:
— Па-апрошу не перебивать тамаду! Вы не в пельменной на троих распиваете, торопиться некуда! Да, двенадцать мостов навести — это не кот наплакал и баран начихал! За это нашему Павлу Суханову Героя Социалистического Труда дали! Вы так попробуйте, а я на вас посмотрю! Но лично я, Павлуша, завидую тебе, потому что ты встретил в жизни и полюбил самую прекрасную и замечательную женщину! Я завидую вашей любви! Вашей дружбе! Вашим отношениям! С такой женой никакой возраст не страшен! — И тамада начал пить из здоровенного рога.
Вокруг зашумели гости, чокались, смеялись, поздравляли, и сквозь гомон голосов едва слышались отдельные реплики:
— Как раз с такой женой возраст-то и страшен…
— А сколько ей? Сын-то вон паренек какой большой уже…
Татьяна чутким ухом уловила эти реплики, быстро нашла сына в дальнем конце стола, худенького, взъерошенного мальчика, одетого не по возрасту в «тройку», как у взрослых, с белой рубашкой и «бабочкой» в белый горошек.
— Витенька, ты почему не спишь? — улыбаясь, но тем не менее громко и строго спросила она. — Тетя Настя, а вы куда смотрите?
Нянька тетя Настя, рыхлая, грузная старуха, тоже сидевшая за столом, сварливо ответила:
— Десяти ишшо нету, пущай посидит. — И погладила мальчика по голове.
— Витя, тебе пора спать, — сказала Татьяна и продолжала улыбаться.
Витя встал из-за стола и быстро пошел к дому. Галдевшие подвыпившие гости не обратили на его уход внимания.
…Он поднялся в свою комнату на втором этаже, снял пиджак, сорвал жилетку и галстук. Потом сел у открытого окна и стал смотреть в сад. Тонкое лезвие молодой луны запуталось в высоких кронах сосен. Подлерев кулаком щеку, мальчик смотрел на луну, на дачный участок, залитый зеленоватым холодным светом. Потом он включил проигрыватель, уменьшил звук до минимума и поставил пластинку…