— Хорошо, — ответила она. — Спасибо тебе.
— Две или четыре таблетки седуксена — и спать, — повторил он. — Больше не надо, плохо влияет на память.
— Я была бы счастлива, если б мне ее вовсе отшибло, — слабо улыбнулась она. Затем перевела скорость, нажала сцепление. Машина мягко тронулась. Она оглянулась назад. Невысокий толстый доктор, прихрамывая, шел к подъезду больницы, тяжело опираясь на палку. Д Виктор сладко спал на заднем сиденье. Свесившиеся вперед длинные волосы закрывали его лицо.
Она остановила машину, повернулась назад и осторожно, чтобы не разбудить сына, отодвинула волосы и долго смотрела на его лицо с закрытыми глазами.
…Они приехали домой, поднялись в свою квартиру на шестом этаже, оставив машину у подъезда. Квартира была трехкомнатная, с большим холлом-прихожей и просторной кухней.
— Чаю не хочешь? — спросила Татьяна.
— Спать хочу, — буркнул в ответ Виктор и ушел в свою комнату, закрыв на ключ дверь.
Она пошла на кухню, зажгла конфорку на плите, налила воды в чайник, поставила на огонь. Затем насыпала в джезв несколько ложек молотого кофе, сахара. Устало опустилась на стул, подперла кулаком щеку. Взгляд медленно блуждал по кухне, ни на чем не останавливаясь. Медные и мельхиоровые подносы, два старых тульских самовара, ряды гжельской посуды, целая ватага пыльных бутылок с иностранными и отечественными этикетками, старинные гравюры, изображающие самые разные мосты через реки и горные ущелья, гора грязной посуды в мойке, апельсиновые корки на полу. У двери на широкой низкой скамейке две большие миски: одна с водой, другая с остатками каши и мясного фарша. Взгляд Татьяны остановился на этих мисках. Она резко встала, выбросила остатки каши и мяса в мусорное ведро, тщательно вымыла миски. Потом заварила кофе, налила в чашечку, вновь присела у стола, закурила. Затолкала ногой под кухонный стол апельсиновую кожуру, хлебные корки, осколки яичной скорлупы.
Громко стучали ходики. Татьяна курила, прихлебывала из чашечки горячий кофе. Вдруг резко поднялась и стремительно пошла в комнату, включила свет. Множество вещей в беспорядке разбросаны на диване, креслах, столе. Дверцы платяного шкафа-стенки распахнуты, на полу раскиданы чулки, раскрытые журналы, на журнальном столике несколько чашечек из желтой китайской глины с засохшими остатками кофе. Татьяна выдвигала один за другим ящики большого письменного стола, что-то лихорадочно искала и не могла найти. Выбрасывала на пол и на стол распечатанные старые конверты с письмами, поздравительные открытки, записки с телефонами.
Потом она открыла створку настенного книжного шкафа и наконец нашла то, что искала, — большую цветную коробку, полную фотографий.
Она принесла фотографии на кухню, вывалила из коробки на стол, села, закурила, отхлебнула кофе и стала перебирать фотографии, отбрасывая одни и подолгу задерживая взгляд на других.
…Вот она еще маленькая девочка, в коротком школьном платьице, с двумя огромными белыми бантами на голове. Как тут она похожа на Виктора!
…Вот она с мамой сидит на скамеечке перед большим деревянным столом. В наличниках вырезаны голуби и выкрашены в голубой цвет. Таня сидела у матери на коленях, а мама обнимала ее и смеялась. И Таня смеялась. Это было счастье…
…А вот она уже взрослая девушка, хотя и в школьной форме. Она десятиклассница, выражение лица исполнено серьезности и достоинства. Внизу подпись печатными буквами: «Наша золотая медалистка Таня Скворцова. Город Елец. Средняя школа № 5».
…А вот она студентка. Лицо испуганное и как будто обиженное. Она в пальто и беленьком берете, сдвинутом набок. Эту фотографию Таня рассматривала особенно долго…
…Они ехали на картошку, когда сдали вступительные экзамены и превратились из абитуриентов в студентов. Ехали в открытых кузовах грузовиков, хохотали и распевали песни. С одного грузовика на другой кричали куплет новой песни, там не разбирали или не хотели разбирать, отвечали невпопад, совсем другое, и снова — хохот. И предчувствие у всех было сладко-тревожное — жизнь распахивала перед ними новые, невиданные горизонты. Туман по краям дороги, из тумана выныривали темные от дождя подмосковные деревни, прудики и речушки с поникшими ракитами и пропадали снова. Запах дороги будоражил всех. Какие песни тогда пели? А вот:
Или: