— Помог мой шлемофон-то! — говорит Потанин. — Скидай, хорошенького помаленьку.
Снимаю шлемофон, протягиваю ему, а он мне сует в бок новенькую коробку папирос в жесткой упаковке.
— Держи «Казбек» и угощай всех, по традиции так положено. Потом отдашь.
Мне вроде бы и брать неловко, совестно, но традиция…
Протягиваю раскрытую пачку папирос товарищам, а сказать ничего не могу. Губы спеклись, тугой горячий комок подступил к горлу. Я всем телом напрягся, наверное, все видели, как я напрягся. Я сильно опасался, что меня подведет голос.
«Мальчишка, сопляк, молокосос…»
Сейчас этот случай вспомнил, пережил заново, даже не пережил, а прожил, побыл тем, собой.
Вечером, после предварительной подготовки к полетам, весь личный состав вышел на стадион. Состоялся футбольный матч между двумя эскадрильями. Здесь было так заведено: в нападении — летчики, в защите — техники, а вратарем обязательно командир эскадрильи. Играли живо, весело, с задором, бегали до седьмого пота. У кромки поля на белом ящичке с красным крестом рядом с носилками сидел дежурный врач. Хотя за всю игру ему на поле выбегать не приходилось. Такой матч, конечно, по телевизору не увидишь. Тут никто не ждал пасовки — за мячом бегали все, гурьбой. От земли мяч отрывался редко, все время путался у игроков под ногами. Порой было трудно разобраться: кто в какие ворота его гонит? Но футболисты разбирались отлично. Лица у всех были твердые, решительные, непреклонные. Хотя от детей они отличались лишь ростом. Голы в ворота забивали часто. Но игроки при этом не прыгали от радости, не обнимали, не целовали «именинника». Все бежали к центру, и каждый футболист был полон чувством собственного достоинства — он тоже не зря парился. Если возникала какая-либо заминка, то судья в белой нейлоновой рубашке и голубых спортивных брюках с белыми лампасами тут же усмирял ретивых игроков, наводил порядок. Главным судьей был полковник Потанин. Видно, поэтому и скучал на краю поля без дела дежурный врач. Потанин носился от ворот до ворот с приклеенным к губам жестяным свистком, устанавливая справедливость, удерживая участников от нарушения спортивных правил. Чувствовалось, с каким трудом выдерживали игроки эти правила, потому что каждый был полон решимости во что бы то ни стало победить.
А ведь хорошо, когда авиационный командир молод. Руководить таким лихим коллективом и не быть вместе с людьми — значит оставаться всего лишь символом, свидетельством почета. Летчик должен быть молодым, отважным, непоколебимым в минуты опасности, командир — дальновидным, опытным. Но авиационный командир — еще и летчик, ему присущи все его достоинства, кроме… молодости…
Потанин глянул на секундомер, вознес над головой руки, опустил их, скрестил на груди и дал протяжный свисток. Матч закончен! Игроки на мгновение замерли, а потом стали лениво снимать мокрые майки и медленно расходиться по стадиону. Виктор Иванович подошел ко мне разгоряченный и сердитый.
— А этот Яшин только знаменитую фамилию носит, а в воротах стоять не умеет, — возмущался он. — Дыра дырой.
— Какой Яшин? — не понял я.
— Да вон наш комэск, что десять голов пропустил. По боевой подготовке эскадрилья передовая, а по футболу в лиге отстающих. Копошится в сетке.
Выходит, это и есть тот самый Яшин, в эскадрилье которого служит лейтенант Прохоров. С ним-то волей-неволей придется встретиться. И сразу вспомнилось, как Яшин бросался на мяч, когда тот уже проскакивал в ворота. Потом он неторопливо вынимал из сетки присмиревший мяч и при этом как-то угловато и нескладно смеялся: «Гы-гы-гы». Движения у него медлительны, экономны, даже мешковаты.
— Да вон он, Яшин, со своим адъютантом стоит, — кивнул в сторону Виктор Иванович.
Возле зеленой дощатой трибуны стоял небольшого роста, коренастый майор — доблестный вратарь. А рядом с ним — капитан, почти такой же, как и его командир, крепыш. Он старательно обмахивал комэска махровым полотенцем, будто боксера, который только что бился на ринге.
Потанин расправил упругую грудь, изогнул спину, положил ладони на траву. Тело его взметнулось легким полукружьем и враз распрямилось. Постояв на руках, он резко опустил ноги. Лицо залилось горячей кровью. Подошел к скамейке, взял золотые наручные часы. Это, видать, и есть тот самый подарок командующего. Широко расставив локти, он пристегнул ремешок. На каждое его движение чутко откликались мышцы на груди и руках.