— Так у него вроде бы на груди уже «поплавок» привинчен, — заметил я.
— Вот именно, один прикручен, так он другой хочет. Мало ему одной академии. Высох уже от учебы. Что она ему, эта академия, ума прибавит? С женой у него нелады. Заучился. — Потанин протер ладонью переднее стекло машины. — Везде проблемы. Мне-то не жалко, пусть учится, лишь бы на работе не отражалось. Но… Наука эта, метеорология, сам знаешь, цельнотянутая, — задумчиво произнес он и, положив руку на баранку, сказал водителю: — Стоп, дальше мы до СКП пешком дойдем.
Мы вылезли из машины и направились на стартово-командный пункт, возле которого уже стояли вспомогательные машины и бегали люди, как в старом немом кинофильме.
— Перед составлением перспективного летного плана на год, — опять продолжил полковник, — чтобы иметь примерные варианты простых и сложных дней и ночей, я проанализировал синоптические карты за три прошедших года. Ночами сидел. Вывел, что называется, оптимальные варианты. И что ты думаешь, погода нет-нет да и своими картами, совсем из другой колоды, небо кроет. Поди угадай ее… А Роженцев еще и на принцип пошел: попробуйте, дескать, без меня. Нет, когда человек ни за что не хочет отвечать, с таким работать просто невозможно. Был у меня один техник самолета, так тот однажды попытался свалить с себя ответственность за отказ агрегата. «Я тут ни при чем, говорит, вышел из строя агрегат, на котором стоит заводская пломба…» Формально он тоже прав. Но только формально. Равнодушие везде опасно, а в нашем летном деле равнодушие — подлость. Еще более опасным становится равнодушие, когда заражает человека, облеченного ответственностью.
— Что же ты, агитируешь за повальное срывание заводских пломб? — вставил я осторожно.
— Нет, за такое я не агитирую. Если, скажем, выйдет из строя электрическая бритва или утюг — неси в гарантийную мастерскую, а что касается самолета, тут уж хочешь срывай, хочешь не срывай, а с неисправным агрегатом машину в воздух не пускай. Я вполне доверяю труду рабочих и инженеров, но и они могут где-то недосмотреть… А того техника я отправил на склад горюче-смазочных материалов, пусть керосин выдает. Во-о-он туда, — указал полковник в сторону сопки, возле которой в неподвижном сплетении веток деревьев отливали серебром две пузатые цилиндрические цистерны. — На пушечный выстрел от самолетной стоянки, — добавил он и смял в кулаке непочатую папиросу.
Не доходя до СКП, мы остановились. Возле нас притормозила и машина, которая шла следом.
— Ну что, Сергей Петрович, как видишь, погодка для тебя не получилась. Простые условия тебе нужны. Можем, конечно, переиграть табличку.
— Да нет, командир, нарушать лучше не будем. Договорились с летчиком, он тоже ведь начеку, что может подумать? Поеду сейчас в штаб, потом в гарнизон.
— Давай садись в машину и кати, — махнул рукой Потанин и крупно зашагал к стартово-командному пункту.
На горизонте плотная синева лежала в провалах темных облаков. Небо пахло дождем.
Я встретил лейтенанта Прохорова возле штаба в курилке, он сидел вместе с летчиками, которые ждали автобус, чтобы ехать на аэродром. Увидев меня, Прохоров встал.
— Здравия желаю, товарищ майор! — торопливо приставив руку к фуражке, поприветствовал лейтенант. — Не везет мне. Теперь вот погода… Жди, пока черт в голубой цвет небо перекрасит.
— Ничего, успеем, тише едешь — дальше будешь, — успокоил я лейтенанта.
Подошел майор Яшин. Молча протянул мне руку. И, небрежно бросив в рот папиросу, погонял ее из одного угла в другой, сказал:
— Думаю, товарищ майор, Прохорова дежурным по полетам задействовать, вы с ним все равно летать не будете. — И зажег спичку.
— Не следует его дежурным назначать, — посоветовал я, — пусть лучше к полетам готовится.
Спичка у комэска догорела и обожгла пальцы. Яшин потряс кистью руки, поморщился, но ничего не ответил. Он повернулся к Прохорову, бросил спичку и сказал:
— Передайте тогда капитану Валикову, чтобы в наряд подыскал другого офицера.
Я сел в машину и поехал в гарнизон по глинистой, раскатанной тягачами дороге. Подъезжая к Дому офицеров, я увидел Елену Александровну. Она стояла с зонтиком в руках возле большой клумбы, на которой горделиво высились на крепких ногах величавые георгины. Видимо, узнала «командирский газик». Подняла руку. Водитель притормозил машину.
— Здравствуйте, Елена Александровна! — вылезая из кабины, поклонился я.