— Ну, а дальше?..
— Ты мне даешь пектолит, понятно? Мы ведь договаривались, да?
Я кивнул. Воржишек доел хлеб с салом и просящим взглядом следил за моей коркой.
— Ты что, не принес сегодня завтрак?
Он уселся на парту и, болтая ногами, провозгласил, что моя бабушка наверняка величайший специалист по производству шкварок. Ветчина против них — ничто, и даже два ломтя хлеба плюс банан не идут, ни в какое сравнение! Он никогда в жизни еще не ел такой вкуснятины!
— Ты сказал, что у тебя два сообщения…
Тыльной стороной ладони он вытер сальный рот.
— Но это, Гонза, сенсация!
— Вот еще… — усомнился я.
Он перестал болтать ногами и наклонился ко мне:
— Я знаю, где есть шлифовальный станок…
— Да?
Он облизал два пальца и молча поднял их вверх для страшной клятвы. Я поверил.
— У кого?
— У Лоужила. Он им никогда не пользуется. Он и не умеет. Его отец во время войны гранил камни, моя бабушка помнит…
— Как ты думаешь, он его продаст?
Воржишек так высоко поднял плечи, что едва не закрыл ими уши.
— Чего не знаю, того не знаю…
Тут раздался звонок. Воржишек соскочил с парты и отправился было на свое место. Но вернулся и серьезно заявил:
— Слушай-ка, а ваше сало, факт, мировое! У вас дома шкварки есть?
— Есть…
— И чего ты их в школу не принес? — изумился он.
Воржишек наверняка продолжал бы восхищаться нашими шкварками, но в класс вплыла Колбочка, и он постарался незаметно проскользнуть на свою парту.
25
Я везу домой последнюю шестеренку от шлифовального станка и электрический моторчик, и блаженство разливается в моей душе. Все — бесплатно, задаром, просто так! Станочек, подставка, мотор и два шкива. Лоужил — настоящий рыцарь!
Я пришел к нему и прямо в дверях заныл:
— Пан Лоужил, говорят, у вас есть шлифовальный станок!
— Есть… Ну и что из этого?
— Вы его не продадите?
— Кому?
— Мне. Мне надо отшлифовать камни. У меня их не меньше трех центнеров набралось. А в Стржибровицах станка ни у кого нет, только у вас…
Мне казалось, что он этим обстоятельством чрезвычайно доволен. Тем не менее он сказал:
— Старая, ржавая развалина. Сколько лет стоит в сарае. Слушай-ка, Гонза, тебе кто сказал, что у меня есть станок?
— Бабушка, — соврал я, — говорила, что в войну у вас шлифовали камни.
— Что правда, то правда, — согласился он и велел следовать за ним.
Мы прошли через двор и заглянули в сарай. Станок был завален старым барахлом, огромными колесами от древней телеги, на которой уже никто никогда не поедет в поле, пустыми бочками от бензина и частями молотилки. Не так-то просто выволочь его во двор. Если б не Лоужил, мне бы не справиться.
— Весь рыжий от ржавчины, как лиса, — определил он, когда мы стряхнули с него паутину и толстый слой пыли.
— Неважно… — сказал я.
Пан Лоужил попытался запустить шкив. Он шел туго. Лоужил нагнулся, чтобы получше разглядеть, в чем там дело.
— Два зуба полетели! — воскликнул он после тщательного изучения.
— Все равно… Я его и такой куплю.
Лоужил выпрямился и захохотал. Я не понимал, чего это он так веселится, и начал вытирать лицо, заподозрив, что у меня под глазом грязное пятно.
— А сколько даешь? — спросил он наконец и вызывающе засунул руки в карманы штанов.
Я не знал, сколько предложить. У меня в ночном столике спрятаны сорок три кроны. Еще немножко подкинет бабушка. И у мамы тоже можно будет выпросить крон десять. Я решился и выпалил самую высшую сумму:
— Семьдесят крон… Но если… я остальное принесу потом! — добавил я.
Он кивнул головой по направлению к воротам.
— Слушай-ка, парень, давай поскорее забирай это барахло, а на свои деньги купи бутылку керосина и жестянку машинного масла. Только все равно он навряд ли будет работать.
— Будет, пан Лоужил, вот увидите, еще как будет!
Он дал мне инструмент, чтоб я мог разобрать станок. Иначе мне его до дому не дотащить.
И вот сейчас я везу домой последнюю шестеренку. Собирать станок надо дня три. Не меньше. И если окажется, что мотор в порядке, в субботу я уже возьмусь за свои камни. Жаль, что в саду нет розетки на трехфазный ток. Я бы мог работать в беседке. А во дворе соседи будут глазеть — что да как. А впрочем, ну и что из этого?