Постепенно я смог разглядеть своего отца: сероглазого, с широкими бровями, правильными чертами лица и гладко зачесанными назад волосами. Крепко сбитый и ширококостный, он казался мне самым сильным человеком на свете. Мне хотелось так же зачесывать волосы, и меня удивляло, почему они на моей голове упрямо торчат вперед, а назад их не зачесать никакими усилиями.
Отец, возвращаясь с работы, приносил в своем железном сундучке хлеб «от зайчика» и несколько кусочков сахара. Все это я съедал с большим удовольствием, искренно веря, что их мне передал зайчик из леса.
Вспоминаю первые слезы огорчения от того, что мне долго запрещали поднимать щеколду на калитке и открывать ее, и как меня впервые поразило то, что за ней мир не заканчивался, а, кажется, только начинался. Это было мое первое великое открытие. Еще была болезнь, по-видимому, корь, с большой температурой, когда я лежал в кровати* и видел странные цветные сны – удивительные картины, безпрерывно сменявшие друг друга. Затем последовал первый выход в мир, за калитку, к доктору, живущему, как мне тогда казалось, на другом конце земли, где мне делали уколы, а взрослые безпрестанно норовили погладить меня по голове.
Игрушек у меня в коробке хранилось не очень много: железная заводная лошадка с тележкой и возницей, которую я сразу сломал, пытаясь увидеть, что у нее внутри, шарик на резинке, который сам возвращался в руку, деревянный человечек, вертящийся вокруг веревочной оси (его мне сделал отец) и самая любимая моя игрушка – плюшевый мишка с блестящими пластмассовыми глазами и прохладным носом. С ним я засыпал и просыпался, и мама сумела сохранить его до первой поры моей юности. Меня будило петушиное пение, засыпал я под лай близких и далеких собак. Откуда-то, с самого края земли, слышались паровозные гудки, и все эти разнообразные звуки внушали трепет перед необъятной грандиозностью мира, в котором довелось родиться.
Появившись на свет в таком прекрасном и чудесном крае, я был совершенно очарован своими первыми впечатлениям и переживаниями от соприкосновения с его загадочной и таинственной жизнью. Она словно говорила моей душе, что так было и неизменно будет всегда – столь же прекрасно и удивительно, как во время моего рождения. Однако история этого края и страшные события, происходившие до моего появления на свет, стали приоткрываться мне не сразу, а по мере взросления души и сердца.
Тем не менее, это неуловимое видение радостного и сияющего мира обрушилось на мои чувства всем великолепием цвета, звука, ощущений и непередаваемого переживания самого процесса таинственной и непонятной жизни. Еще больше взволновало и впечатлило детскую душу то, чего я еще не мог выразить словами, но что действенно и удивительно нежно обнимало ее и утешало загадочным ощущением невыразимого безсмертия, сущность которого не мог я понять и представить.
Господи, откуда я пришел? Из Твоей вечности Ты вызвал меня не на безсмысленное существование, но для преодоления ускользающего времени. Ты был моим утешением в утробе матери моей, когда незнаемое проникало в меня звуками и голосами. Я слышал биение сердца матери, но еще не сознавал ни себя, ни своего окружения. Ты дал мне это тело, наследие родителей моих, и подарил душу – Твое наследие и чудесный дар Твой.
Всю свою безмерную благодарность молитвенно приношу моей матери за первое свидание с неведомым Богом, живущим в рукотворных храмах человеческих. Но самую сокровенную благодарность возношу Тебе, Боже, сотворившему Своей обителью любящее Тебя сердце. Взываю к Тебе, Господи, и прошу, чтобы Ты умудрил меня, не ведающего пути Твои, в разуме Твоем. Если увижу Тебя вне себя, мне будет этого мало, ибо страшусь потерять Тебя. Если же увижу в себе, то верю, что только тогда обрету покой моему сердцу.
НЕВЕДОМАЯ ЖИЗНЬ
Пребывая всюду, Ты пребываешь и во мне, Боже. Но, пребывая всюду, более всего Ты избираешь сердце человеческое, ибо только оно одно жаждет любить Тебя и быть любимым Тобою. В то же самое время, находясь всюду и во мне, Ты остаешься единым и целым, без малейшего разделения или изменения. Входя в меня, грешного, Ты не уменьшаешься, а пребывая во мне, Ты можешь находиться всюду, не расширяясь. Никто не может постичь Тебя, лишь сердце человеческое может вместить постижение безчисленных тайн Твоих.