— А я держусь…
Аксютка шагнула и по пояс провалилась в снежный намет. «Ай, малышка…» — протянула Оля руку Аксютке. Та уцепилась за нее и, натужившись, выбралась из снежной глубины. «Что весной, что осенью, что зимой не так просто пробраться к Кузьме», — подумала Оля. А идти целый километр по нетронутому снегу. Сугробы, наметы. До чего же труден этот последний километр…
Девушки увидели пригорок, напоминавший медведя, опустившегося на все четыре лапы. На пригорок вела едва приметная тропка.
Оля постучалась в черное окошко. Через минуту в раскрывшейся двери стоял Кузьма с ружьем. Он смотрел на Олю, на Аксютку.
— Гляжу, кто это там мне снег топчет?
— А мы замерзли. А мы есть хотим.
Девушки, тяжело дыша, переступили порог. Они припали к натопленной печке и несколько минут даже шевельнуться не смогли.
— Щи вон в казане, — показал Кузьма на припечек. Он сверлил Олю своими маленькими глазами под густыми смолистыми бровями. — Говори, случилось что?
— А вот что. — Оля повернулась к нему лицом. — Передайте дядьке, чтоб завтра утром в Черный Брод на кабана вышел. Новогодняя гулянка. Федор сказал, вы знаете, какому дядьке.
— Как, говоришь? — заволновался Кузьма. — Завтра утром… Черный Брод… На кабана… Так? — Сдержанный, угрюмый, он весь зажегся, кинулся к овчине, висевшей у входа, натянул на голову шапку, ружье — на плечо.
Оля знала, что принесла какую-то важную весть. Она еще не видела Кузьму таким возбужденным, торопливым и поняла, что весть очень важная. Она рассказала о машине, встреченной на дороге.
— Допрашивал — откуда-куда. Машина повернула на Чернобродский лес. Я хорошо видела.
— Как, говоришь? На Черный Брод?
— Ну да.
— Дальше Снежниц не пройдет, — произнес Кузьма, не глядя на Олю. — От Снежниц на Броды только санная дорога. Значит, машина туда…
Оля сообразила: говорит самому себе.
— Девча, — бросил Кузьма на ходу, — запирайся. Переночуете тут. А утром тронетесь обратно. Ключ под правую стреху сунете.
Он быстро скрылся за елями у избушки.
До лагеря Кузьма добрался поздно вечером. Левенцов повел его в командирскую землянку.
— Заболел наш командир, товарищ член обкома, — сказал Левенцов.
— Сообщили Лещеву?
— Нет. Вчера свалился. Приказал не сообщать.
— Так лечить же надо. Как же не сообщать?
— Крыжиха лечит. Сказал: чепуха. Не сегодня-завтра, сказал, подымется.
— Сказал-сказал… Он что — врач? Непорядок.
— Непорядок, — согласился Левенцов.
Спустились в землянку. В жидком свете лампы Кузьма увидел Кирилла. Укрытый тулупом, он лежал на мешке, набитом соломой. Кузьма остановился возле пар. Вдруг отяжелевший, он никак не мог отдышаться после трудной дороги по зимнему лесу.
— Ай, не время, товарищ Кирила, — бросил Кузьма встревоженный взгляд на больного. — Ай, не время, — повторил он.
— А, Кузьма!.. — узнал Кирилл его голос и повернулся к нему. Он слышно перевел дыхание. — Болеть, братец, всегда не время. Ты с чем это, а? — не сводил он глаз со взволнованного лица лесника. — Из обкома?
— Считай, что так. — Небритые щеки Кузьмы подергивались. — «Шпрейские» девчата от Федора донесение принесли. То самое, которое ты ждал.
— Ну? — Теперь волнение передалось Кириллу. — Ну-у?
— Так утром прибудут. Кабанятники.
Кирилл с усилием приподнял голову, облизал губы, горячие и шершавые.
— Утром, говоришь? — вглядывался он в Кузьму, будто тот, видя его тяжелое положение, мог что-нибудь изменить.
— Утром, — подтвердил Кузьма.
— Эх, проклятье! — Кирилл чуть не взвыл от досады. Рука упала с пар и коснулась холодной земли. — Проклятье…
Кузьма стоял, переминаясь с ноги на ногу. Видно, болен, болен человек. Но главный комиссар утром прибудет в Синь-озеры на охоту… Но столько ждал Кирилл этого дня…
— В Брод опять? — взглянул Кирилл на Кузьму.
— Так самая охота там, — пожал Кузьма плечами. — В прошлый раз хорошо постреляли. Я им и место показал. Опять туда ж и надумали. — Помолчал. — Уже три машины пошли. Две сам высмотрел, третью «шпреевские» девчата на дороге встретили.
— Машины? — удивился Кирилл.
— Дальше Снежниц не пойдут. Оттуда, должно, на санях двинутся.
— Ну да. Дальше же снега.
Кирилл почувствовал, жар охватил все тело, ослабевшее и тяжелое, и голова снова потянулась вниз, на мешок. Сухо зашуршала солома. «Ай, не время», — морщась, как от боли, самому себе сказал Кирилл и шевельнул пересохшим языком. Да вот еще… Часть отряда, вместе с Ивашкевичем, занята важной операцией. Вернутся через два дня. Не раньше. Эту операцию потребовала вчерашняя радиограмма из Москвы. Но упустить такой случай? Нет, он не упустит. Ни за что.