Левенцов заволновался, тронул женщину за руку:
— А что — в Ручьях?
— Сама не видела, не знаю, люди говорили.
— Что, что люди говорили?
— Говорили, из самой Москвы самолет скинул на Гиблый остров двух наших генералов. Армия тут целая в лесах, говорят. Ты не про этих? А их, генералов, выследили. А генералы те — стрелять. Их загнали на хутор Ручьи. Недалеко тут. А на хуторе только и остался, что сарай. Генералы, говорили, стреляли из сарая. Их и взять не смогли. А все ж, говорили, убили их дьяволы адовы.
— Эх, Толька!..
Левенцов вздрогнул: Паша захлебнулся в вопле. Охватив голову руками, он плакал навзрыд.
— Костя! Паша! Что там? — забеспокоилась Ирина. Она, должно быть, забылась в неглубоком сне, и крик Паши разбудил ее.
— Ничего, Ирина. — Голос Левенцова сдавленный, спазма свела горло.
— Неправда! Немцы, да? — Ирина хотела соскочить с кровати.
— Нет, нет, — подошел к ней Левенцов. — Отдохни, Иринка. Скоро в дорогу.
Молча сидели они, Левенцов и Паша, у стола, тяжело склонив голову на скрещенные руки. На печи, слышно было, стонала во сне хозяйка, словно приняла в себя всю их боль.
Алеся все еще нет. Перевалило за двенадцать. «А если управился раньше и уже проехал? — испуганно подумал Левенцов. Мысль эту отбросил: покружил бы по дороге и ко времени подкатил бы сюда. — Подождем».
Они сидели в осиновом лесу, метрах в ста от дороги. Ирина чувствовала себя плохо. «Пуля прошла насквозь, задев мягкие ткани в ноге, — решил Левенцов, осмотрев рану. — Привезем врача из соседнего отряда. Добраться бы домой…»
А осинник шумит.
— Не любить стала осиновый лес, — все прислушивалась Ирина. — Так и кажется, подкрадывается кто-то.
— Шумливая порода, осина, — сказал Паша. — Михась, и тот обходил осинник. — Он вздохнул и умолк.
— Что ж Алесь? — нетерпеливо произнесла Ирина.
— А без него дело табак, — подумал Паша вслух. — Теперь только машина. А смотри, Костя! Наискосок. Машина?
Сунул руку в карман, в котором лежал пистолет, и направился к дороге. Издали увидел Алеся и вернулся к Левенцову и Ирине.
— Он.
Вышли на дорогу.
Алесь копался в моторе.
На дороге никого не было.
— Быстро! — Алесь не поднял головы, руки его продолжали что-то делать в моторе. — А Крыжиха? — сосредоточенно смотрел он вниз.
Не ответили.
— Крыжиха? — повернул Алесь голову.
По глазам Ирины понял все. Резко опустил капот.
Ирину усадили в кабину. Левенцов положил Алесю в карман пиджака оставшуюся у него гранату, ткнул в кузов автомат и вместе с Пашей влез на мешки с грузом.
— В ногу? — кивком показал Алесь. Он взглянул на побледневшее лицо Ирины.
Машину вел медленно, огибая выбоины, — дорога напоминала решето.
Впереди, у самого поворота шоссе, к которому тесно подступал лес, из будки контрольного поста вышли два немца. Алесь не обратил на них внимания, машину и номер машины знали на этой дороге, ее никогда не задерживали для проверки. Алесь заметил, что немцы встали по обе стороны шоссе, будто ждали, пока поравняется с ними. Алесь прибавил газу. Тот, что стоял слева, требовательно поднял руку. «Чего это вздумали проверять меня? Не остановлюсь. Опасно…»
На полной скорости миновал будку контрольного поста.
— Хальт! — услышал он. Ветровое стекло было спущено. — Хальт! Хальт!
Алесь остановился, выглянул из кабины. С автоматами наперевес бежали оба немца. Их отделяли от машины метров сто.
— Выходи, Ирина. На всякий случай.
Ирина безотчетно протянула руку в карман пиджака Алеся, достала гранату. Припадая на раненую ногу, вылезла из кабины. Она видела бежавших к машине немцев. Превозмогая боль, сделала несколько шагов им навстречу, еще несколько — и что было силы размахнулась и метнула гранату. И упала.
Алесь кинулся к Ирине, подхватил ее с земли. Из кузова выскочили Левенцов и Паша. Все устремились в лес у дороги.
50
Кирилл узнал, что вечером Саринович приедет домой, в хутор. Редкий случай. И случаем этим надо воспользоваться. Уже две недели Саринович молчит. В прошлый раз Коротыш опять ни с чем вернулся с хутора. Ничего у Сариновичихи не было для него. «Конечно, многое могло помешать. Но все-таки… Вот и выясним, в чем дело. Может, и сообщит что-нибудь важное. Должны же быть новости…»
Кирилл хотел послать в хутор Прасковью Сидоровну. Но раздумал. «У нее тут своих хлопот по горло. И кормежка. И стирка. И Натан, и Ирина». Что-то темное с этим Сариновичем… Мелькнула мысль о северной переправе через Турчину балку. «Черт с ней, с переправой. И взрывать ее особого смысла не было. Мелочь. А главное хлопцы сделали». Перевели же часть карателей из зоны Лесного на север! Узнал Кирилл об этом не от Сариновича. И Гиблый остров. В засаде, говорят, были и полицаи, Саринович мог быть в курсе дела. Молва о гибели Михася и Толи Дуника разнеслась по здешним селениям. По-разному рассказывали об этом. Слышал Кирилл и о двух генералах из Москвы. И о партизанах говорили. Два партизана, отбиваясь, отошли в Ручьи и долго отстреливались в сарае Кастуся, потом выскочили и бросили гранаты — вместе с ними полегли и гитлеровцы и полицаи. А еще рассказывали, было так: совсем молодой, белокурый, когда его вели, смеялся над немцами, лицо побитое, окровавленное, а смеялся, потом как размахнется — и одного по морде, и другого по морде, захватил автомат и скосил обоих, а потом подскочил третий немец и дал очередь в этого, молодого — весь диск в него ушел; а второй партизан, хмурый такой, высоченный, тот двинул гранату, немца и себя вконец. «Только геройски могли умереть такие ребята», — подумал Кирилл. И в нем уже горела злоба против Сариновича, который две недели молчит. «Ладно, пошлю Коротыша. А там приму меры…»