— Пустая паника, — крикнул Саринович гостям на крыльце. — Хлопчик.
— Да пустите, — метался в руках полицаев Коротыш.
— Ну, ну, — взял его за плечи Саринович. — Пустим. Не солить же тебя.
— Гони ты его ко всем чертям, — сердилась Сариновичиха. — Куда ведешь в хату?
— Чего там! Тащи сюда! — весело гаркнул пьяный бас.
— Да пустите! Заблудился я…
Саринович и еще кто-то подхватили Коротыша и повели в дом.
— Ну, бери рюмку. — Мутные глаза Сариновича чего-то искали. — Поздравляй.
— Поздравляй! Поздравляй! — орали гости. Все налили себе вина.
Коротыш молчал.
— Бесово отродье, — поставил Саринович рюмку на стол и наотмашь ударил Коротыша по лицу. Тот подался назад, но устоял.
— Так, может, он от партизан? Может, он наводчик? — высказал догадку тот же пьяный бас, и схватил Коротыша за уши и поворачивал из стороны в сторону.
— Я заблудился, — еле слышно произнес Коротыш. — Мне через Ясный лес, боязно ночью.
Тут только Сариновича осенило: а и заговорить может, плохо тогда. Скорее кончать.
— Ну, заблудившийся, пойдем, — толкнул он Коротыша в спину. — Пойдем, на дорогу выведу. Микола, дай пистолет.
Все возбужденно зашумели.
Саринович повел Коротыша к выходу. Вместе с ним двинулись еще двое-трое.
— Ой, я на такое смотреть не могу, — успел Коротыш услышать у дверей взвизгнувший голос Сариновичихи. — Подальше куда отведите…
Два выстрела покрыли шум. Сариновичиха запоздало заткнула пальцами уши.
Лучше бы взял Коротыш автомат в этот раз.
Кирилл вспомнил: «Когда у меня в руках автомат, хоть кого уложу…»
— Значит, Саринович и баба скрылись? — смотрел он на Захарыча, только что вернувшегося из разведки. Кирилл кусал губы — признак бушевавшей в нем ярости. — Скрылись?
— И дом заколотили, — сказал Захарыч. Лицо у него хмурое, гораздо более хмурое, чем обычно. Оголенные до локтей руки покрыты ссадинами, сапоги облеплены грязью.
— Найдем, — уверенно произнес Ивашкевич. — Я его судил, мне и приговор приводить в исполнение.
51
Трудное и доброе лето сорок третьего года… Ветер победы принес и сюда с Волги и Дона, с берегов Днепра, с Курской дуги радость и надежду. Скоро Синь-озеры перестанут быть глубоким тылом противника, и партизанские отряды столкнутся с отступающими неприятельскими частями. А пока по железным и шоссейным дорогам усилилось движение гитлеровских войск на восток. Что-то напряженное, нервозное чувствовалось в этом движении. Плохо немцам на фронте, это Кирилл знал, плохо должно быть им и здесь. Товарищ Кондратов радировал: воюйте и побеждайте. «Мы и побеждаем», — размышлял Кирилл. Победа народа — это и тысяча маленьких побед, вот таких, как взрыв бомбового склада за озером, как Шахорка и Черный Брод, как «Шпрее» тоже, и граната Плещеева, и Петрушково минное поле, и поединок Михася и Толи Дуника с гитлеровцами…
Вчера вернулся Ивашкевич. Он рассказал, зачем вызывали его в обком. Предстоит вывести из строя железные дороги, чтоб помешать подвозу войск, вооружения и боеприпасов. Противник должен быть лишен этой возможности на длительный срок. Значит, придется рвать железнодорожное полотно во многих местах, и главное — всем партизанским отрядам одновременно. И срок операции назначен: сегодня ночью.
Отряд к этому давно готов. Все обдумано, каждая группа знает свой участок и путь отхода после взрыва.
— Пахнет крупным советским наступлением, — говорит Кирилл. — Явные признаки. Теперь, братец, не осень сорок второго, когда мы выбросились сюда. Все переменилось как! А прошло не так много времени.
— Да, — говорит Ивашкевич. — У немцев уверенности поубавилось, — улыбается он глазами. — Кислые стали, заметил народ.
Приподняв полог, в землянку входят Паша и Тюлькин.
— Разрешите.
— А! — Ничего доброго тон командира не обещает.
— По вашему приказанию…
— Так что ж получается, — смотрит на них Кирилл, — один другому дает в морду, и не где-нибудь у девкиной калитки, а в бою. Что это, в самом деле! Все некогда было разобраться. А теперь самое время.
Было это неделю назад. Подорвали тогда состав с войсками дивизии «Тотенкопф».
— Да я уже то забыл, товарищ командир, — великодушно машет Тюлькин рукой.
— Я не забыл, — обрывает его Кирилл.
Рот Тюлькина приоткрыт, нижняя губа чуть отошла и обнажила синюю десну.
— Тут так получилось, — потускневшим голосом начинает он, ни на кого не глядя. Он решил отвечать, не дожидаясь вопросов.