— Самое, пожалуй, сложное, — медленно произнес Масуров и ногтем коснулся носа, — что делать ребятам после спасения. Понятно, подадутся в лес. А дальше что? Возвращаться домой нельзя. В отряды сразу не направишь. Мы ж имеем представление о полсотне, может, и меньше. А их тысяча. Может, и больше, ты говоришь.
— Ну, со своими Оля условилась. Они соединятся с группами нападения. Одни у Дубовых Гряд, другие — возле Снежниц. И — в отряды. А остальные… Были б свободны! Не в Германии же, у себя. Кто сам прибьется в какой-нибудь отряд, а кто по-другому пристроится. Теперь, надо думать, уже не попадутся. Ведь главное — освободить их. Политический смысл операции в этом, так?
— Так. Наши в вагонах знают о сигналах машиниста?
— Знают. И только услышат, объявят всем и скажут, что делать.
— Народу там много, и разного, — раздумчиво произнес Масуров, — добро б не оказался предатель.
— А и найдется прохвост, — что он сможет? Да и свои с ним расправятся. Хуже другое…
— А именно?
— Ребятам в вагонах неизвестно, даже приблизительно, когда загудят наши гудки. Повезут прямо на запад — одно, а если сначала в восточную сторону — совсем другое. По времени. Вот в чем дело!
— Всего, конечно, не предусмотришь, — пожал Масуров плечами. — И в шахматах не бывает, чтоб все… — Тронул кончик носа.
— Верно. Ребята сообразят, — успокоился Саша-Берка.
— Должны, — улыбнулся Масуров.
Он вдруг почувствовал какое-то облегчение. Оттого, быть может, что задуманное уже близко. Завтра. Завтра. Завтра тысяча человек будет на свободе, и многие из них, кто сможет, возьмут в руки оружие. И вызволит их он со своими друзьями. Все трудное, все опасное, лежавшее между ним и тем, что произойдет завтра, как-то потерялось, превратилось в тень. Его охватила радостная уверенность, что все получится, уже видел себя и Витьку на обратном пути вдоль ночной опушки, мимо Турчиной балки, где будут поить коней.
— Послушай, — кивнул Масуров Саше-Берке. Он хотел, чтоб тот подробней рассказал ему об Оле, которую подпольщики в последние дни привлекли к работе. Олю он не знал.
— Да, — вскинул голову Саша-Берка. — Да?
Весь он, только что еще подвижный, полный сил, как-то обмяк, все в нем стало вялым, утомленным. Сидя на табурете, откинулся к стене, прикрыл глаза. Сначала чуть-чуть, потом крепче. Выпуклые веки дрожали, словно им больно. Наступавший на Сашу-Берку сон сковал его движения, и он медленно оставлял эту тихую хижину на Лани.
— Ложись, друг. Отдохни, — попросил Масуров. Он смотрел на померкшее, вконец истомленное лицо Саши-Берки, казавшееся старше. — Ночью тронемся.
9
Сегодня предстояла встреча с шофером Алесем с Грачиных Гнезд и путевым обходчиком Иваном. Удастся ли Петру устроить эту встречу, как обещал? Хорошо, если б удалось. Путевой обходчик, работающий на этом участке железной дороги, очень пригодился бы сейчас. Очень. Да и шофер… «Но что это за хлопцы», — размышлял Кирилл.
Пришлось поплутать, пока вышли к Ведьминому омуту. Когда-то он безошибочно находил это озерцо с мшистыми берегами. Он и сейчас узнавал местность, и все же она казалась иной. Лес постарел, стерлись знакомые тропы и появились новые, все было другое.
Кирилл, Ивашкевич и Якубовский выбрались из лощины, разделявшей ельник и березняк, и увидели грузовик с откинутыми бортами и раскрытыми дверцами. Дорога обрывалась метрах в пятидесяти от омута. Где-то пилили дерево, должно быть, Петро и те двое, о которых тот говорил, Алесь и Иван. Но тех, кто пилил, не было видно, их скрывал густой еловый лес. Тропинок не было, Кирилл, Ивашкевич и Якубовский шли на приближавшийся зов пилы — самый короткий и прямой путь.
Кирилл издали заметил две фигуры, склонившиеся у дерева: пилили. В одной из них он сразу узнал Петра.
— Здоро́во, — громко произнес он. Петро и долговязый хлопец в болотных сапогах обернулись. Кирилл протянул руку Петру, потом хлопцу. — Здоро́во.