Выбрать главу

Масуров, дрожа от холода, пожал им руки.

— А сапоги? — показал Ивашкевич на босые ноги Масурова.

— Вон сушатся, — хрипло засмеялся тот.

12

Ночь заметно поредела, когда они вышли из леса.

— Турчина балка должна быть уже близко, — сказал Кирилл. Он шагнул вперед, и туман отделил его от Левенцова и Толи Дуника.

Бело-серыми клубами плыл туман понизу в уже стихающую черноту ночи.

— Вот она, — донесся из мглы голос Кирилла.

— А ее, товарищ командир, не потерять, — весело откликнулся Толя Дуник. — Балка ж длиннющая…

— Пожалуй. Куда ни пойти, на нее наткнешься.

Они спустились в Турчину балку: надо скрытно миновать деревню, лежавшую на их пути. «Хоть и рань, а могут увидеть, — подумал Кирилл. — Балкой верней будет». Почти у самых ног шевелились струи катившей воды. Пахла илом и мокрым песком неглубокая лесная речка. На карте речки этой не было, но Кирилл о ней знал. Они шли, прижимаясь к скату. В балке еще темно, и речки, бежавшей по ее дну, они не видели, и могло казаться, что шумела не вода, а черные кусты, за которые в отлогих местах хватались Кирилл, Левенцов, Толя Дуник. Кусты были по-осеннему голые и холодные.

— Не оступитесь смотрите, — негромко сказал Кирилл.

— Смотрим, товарищ командир. — Опять Толя Дуник. — Да ночь глазам помеха.

— Теперь, братец, все помехи будут у нас днем, при белом свете. А ночь — царство наше. Привыкай.

Кирилл перебрался через промоину, нащупал ногой надежное место.

Прошли еще немного.

— Балка тут вроде поворачивает, — остановился Кирилл. — Жмитесь к косине.

Они и не заметили, как туман пропал и, будто дым невидимых костров, вился уже где-то там, по ту сторону балки. В спину из-за поворота хлынул ветер, прохладный и быстрый, он нес с собой утро. Свет, еще тусклый, как олово, ложился на воду, и они неслись уже вместе — свет, ветер и вода.

Кирилл, Левенцов и Толя Дуник шли в Грачиные Гнезда. На запад от Грачиных Гнезд — между городом и деревушками — какие-то военные объекты. Какие — никто не мог им сказать. «Нам неясно, что происходит вот тут…» Кирилл все время помнил слова генерала, и даже дробный стук тупым концом карандаша по кружку на карте помнил. Смысл выброски отряда в том, чтобы помочь стереть это белое пятно на карте командования, понимал Кирилл. «Вот тут…» — теперь уже не карта на столе в старинном особняке, квадраты которой заполнены прямыми и кручеными линиями, а живые железные дороги, шоссейные дороги, ведущие из страны в страну, если иметь в виду довоенные понятия, когда границы что-то собой представляли, и по ним, по этим дорогам, движутся поезда с вражескими солдатами, колонны танков, машин. «Вот тут…» — это придавленные страхом и голодом города и селенья, и возле них скрыты аэродромы, базы горючего, склады вооружения и боеприпасов противника. И все это уже рядом, куда можно дойти и что можно увидеть. Одновременно с Кириллом, Левенцовым и Толей Дуником вышли на разведку Ивашкевич и Хусто — к большим дорогам; Михась и Паша отправились в район, где расположены, говорили, два аэродрома с замаскированными ангарами; Якубовский и Тюлькин пошли на юго-восток — там, сообщили, строят помещения, возможно, пункты переформирования. Все это важно, все это нужно Москве. Может быть, хоть немного яснее станет, что происходит «вот тут»…

Утро уже подошло сюда. Вода двигалась своей кривой дорогой, которую указывала ей балка, на поворотах непослушно забредала в кусты, но пологие склоны отбрасывали ее обратно в русло, и нескончаемо бежала она дальше.

— Скоро будем в Грачах, — сказал Кирилл.

Левенцов, немного сдвинув рукав, глянул на часы.

— Даже раньше срока придем, — сказал он. — Где будем ждать Алеся?

— Найдем где. Одна бы эта забота была.

Вскоре показалась вся в медовом свете поляна, за ней четко чернел лес, а на краю леса, как три затерявшихся пятнышка, чуть виднелись крыши трех избушек. Балка вступала в Грачиные Гнезда.

— Вон тот, видите, последний справа, — показывал Левенцов на маленькую избенку под соломенной крышей. — Домик Алеся.

Кирилл посмотрел на домик — ни забора, ни ворот. «Ну и хибара».

За Грачиными Гнездами простиралось поле, не тронутое плугом, унылое, черно-серое, поросшее засохшим чертополохом. «Страшный у земли цвет, когда на ней нет следа руки человеческой», — подумалось Кириллу. Он взглянул на Левенцова. Тот, казалось, тоже смотрел на поле. Взгляд его был прям и сосредоточен, будто отыскал далеко отсюда что-то очень важное и боялся потерять. Левенцов может долго молчать, захваченный какой-нибудь мыслью или цепким воспоминанием, и Кирилл это знал. Они сидели на валежнике метрах в ста от опушки.