— Ты о чем, братец? — тряхнул Кирилл за плечо Левенцова.
— Через двадцать минут подойдет Алесь. Парень он точный.
— Послушай, Костя. Что это ты такой молчун, а? И всего-то тебе каких-нибудь двадцать. Ну, с гаком там, пустяковым.
Левенцов смутился, улыбнулся:
— Двадцать два, товарищ командир.
— Ладно, двадцать два, — развел Кирилл руками. — Михась молчун, так тот полещук, в лесу вырос. А ты? — настойчиво смотрел он на Левенцова. — Городской же хлопец, да почти педагог.
— Как вам сказать, товарищ командир, — Левенцов все еще смущенно улыбался. Темное, будто все время в тени, лицо его слегка покраснело. — Если много разговаривать, меньше времени для раздумья останется…
— Э, постой, постой. Думают-то для чего? Чтобы сказать…
— Я, товарищ командир, предпочитаю думать, а потом, уже без разговора, действовать.
— Лихо закрутил, — качнул Кирилл головой и рассмеялся. — Еще бы не лихо… Третий же курс?
— Точно, товарищ командир. Третий.
— А молчунов, братец, девчата не любят. Ты Пашу спроси.
Кирилл говорил своим обычным в подобных случаях тоном.
— А невеста у тебя, Костя, есть? Это я так, по-стариковски интересуюсь.
— Тема-то не военная, — хохотнул Толя Дуник.
— Самая военная, братцы. — Кирилл сдвинул брови, голос его звучал уже серьезно, почти строго. — Самая военная. С них, женщин — матерей, жен, дочерей, невест, которых мы защищаем, можно сказать, и начинается Родина. И геройство тоже. Вот у меня Катерина и Светланка. Они, скажу вам, как тол во мне… Так что женщины, скажу я вам, — тема военная, братцы.
Левенцов молчал, может быть, обдумывал сказанное Кириллом.
Нет, у него не было невесты. Еще не было. Ему до смешного странно было: невеста… «Девушка» — это близко, по-хорошему обыденно; это — вечера, прогулки, споры, театры, танцы, каникулы, смех… «Невеста…» Он даже и влюбиться-то по-настоящему не успел. А его годы, говорят, годы любви. В этом возрасте и происходит выбор, не всегда счастливый, но — выбор. И выбираешь именно ее, единственную. Во всяком случае, так думаешь. У него не было невесты.
— Нет, — помедлив, ответил Левенцов. — У меня нет невесты. — И почему-то, словно сам этому удивляясь, внимательно посмотрел на Кирилла.
— Ну, не беда. Это тебя не обойдет. Это сама жизнь и, может быть, самое чистое ее проявление. Я говорю о любви. Я ведь любил, Костя, и люблю. Потому и говорю, что знаю. — Теперь Кирилл уже сам устремил рассеянно-спокойный взгляд куда-то поверх деревьев, застилавших светлеющий край неба.
«С чего бы командир вдруг об этом?..» — старался понять Левенцов.
А тот продолжал, не замечая озадаченного лица Левенцова:
— Чувство к женщине гораздо большее, чем то, что мы об этом думаем. Понимаешь, это как буря, за которой чистый след, и в жизни все становится яснее, нужнее, что ли. — Он умолк. — Ладно, — как бы спохватившись, улыбнулся. — Тема хоть и военная, а разболтался. Дом, значит, вспомнил. Думал, это будет мешать мне здесь. Нет, не мешает. — Он взглянул на часы. Алесь уже должен подойти.
Все трое выжидательно посмотрели на последний справа домик у опушки.
Но Алесь появился не оттуда.
Он был уже совсем близко, когда они услышали тихие шаги. Кирилл даже встрепенулся и взял автомат наизготовку.
Алесь! Он.
Медленно ступая, Алесь шел от балки. На плече удочка, в руке ведро.
Левенцов и Толя Дуник отодвинулись, освободив на валежнике рядом с Кириллом место для Алеся. Алесь продолжал стоять. В ведре позванивало серебро плескавшейся в воде плотвы. Красные, кирпичного цвета глаза плотвы круглыми огоньками горели в воде, не потухая.
— Лучше в балку, — рассудительно сказал Алесь. — Туда, — показал пальцем. — Рыбалить будем… Я и удочки приготовил, и ведра. А тут ненароком и напоремся на кого…
— А куда здесь народ ходит? — Кирилл поднялся. Встали и Левенцов и Толя Дуник.
— Куда!.. Концы разные… Кто по харч куда подается, кто еще зачем дорогу меряет. И все стараются глушинкой пробраться.
— Толя, — кивнул Кирилл. — Пристройся вон в том кустарнике и глаза — туда-сюда. Понял?
— Есть.
В балке Кирилл и Алесь уселись на камни. Левенцов укрылся чуть подальше, в лозняковой заросли на склоне балки. Сидя на увядшей траве, он вслушивался в неровную лесную тишину.
Ветер сшибал с кустов багряные и почерневшие листья. Листья падали в воду, теченье подхватывало их и уносило.