Попросились обогреться.
— Чего? — Тот же сердитый голос. — Для такого дела помоложе шукайте. Обогреться!..
После долгих Пашиных уговоров женщина наконец открыла дверь.
Они вошли в натопленную хату. Женщина зажгла каганец. Не взглянув на пришельцев, влезла на печь.
Они уселись на топчане.
— Ох, хозяюшка, и тянет вкусно из печи, — заискивающе произнес Паша. — Даже снаружи услышал. А мы, по правде, отощали от голода, живот к спине прирос…
Женщина не отвечала.
Михась локтем двинул Пашу в грудь: хватит!
— Такое, хозяюшка, понюхаешь, неделю сыт будешь, — не унимался Паша.
Женщина завозилась на печи и спустилась. Сердито гремя кочергой, достала казанок, налила щей в глубокую глиняную миску, поставила на стол. Кинула деревянные ложки, Паша на лету подхватил их. Поджав губы, женщина наблюдала за ним.
Поели. Михась и Паша свернули цигарки, прикурили от каганца. Паша заметил в углу штаны и зипунок — заплата на заплате — и облезлую шапку.
— Послушай, хозяюшка. — Он сделал паузу. — Вон та труха тебе без надобности? Мужика ж в хате нет. — Достал из кармана коробок спичек, другой. Не отрывая глаз, женщина следила, как небрежно постукивал он коробком о коробок. — А в обмен дам чего-нибудь. Ну хоть эти запалки. Все отдам. Запалки ж трудно теперь доставать. Я же знаю. А без запалок куда ж… — Паша смотрел в угол на вещи.
Женщина снова вспыхнула.
— Идолы! Кары нет на вас господней! Только и знаете обирать народ! — завопила что было сил. Сама даже испугалась, стихла вдруг, и уже слабым голосом прохрипела: — Чего увидите, все отдавай. Нет коровы, куренка нет, так лахман последний отымете. Прихвостни немецкие! — Она снова разъярилась, с остервенением схватила вещи и швырнула Паше. — Давись, мерзота! Бери! Грабь! Дождемся и на вас управы. Неправда, дождемся!.. Идолы проклятые!
— Так я ж не даром, — защищался Паша. — Я ж в обмен. Не хочешь, не давай.
— Все хватайте! Все! Все берите! — не слушала она. — Грабители бандитские!..
Было удивительно, откуда взялось столько злой силы у этой совсем пожилой и с виду хилой женщины.
Левенцов пробовал объяснить, что ничего не собираются они отнимать… Но, должно быть, она уже натерпелась, и никакие слова до нее не доходили.
Паша извлек из кармана еще коробок спичек и положил на стол. Женщина и не взглянула на коробки.
— И бранчливая ж попалась баба, — покачал Паша головой, когда они покинули домик.
— За полицаев приняла нас, — огорченно сказал Левенцов.
— Угу, — промычал Паша.
В зипунке, в заношенной шапке, в штопаных штанах, опущенных на сапоги, с заросшим щетиной лицом, будто посыпанным угольной пылью, с суковатой палкой, вырезанной в лесу, Паша уже не отличался от людей, которые им встречались. Теперь мог он без особого риска выходить на дорогу.
Ночью добрались до Гиблого острова.
По очереди подремали. Когда забрезжил рассвет, стали искать сброшенные мешки. Островок словно вылинял от ненастья и казался еще более грустным и блеклым, чем тогда, когда они были здесь.
Нашли два мешка. Два и сбросили.
— А теперь на поклон к рыжей бороде, — сказал Паша и хитро посмотрел на Левенцова.
Левенцов молчал. Но вспыхнувшее лицо выдавало его волнение.
— Без разведочки, товарищ лейтенант, не обойтись. Обстановка на хуторе могла и перемениться. Так что идти вроде мне, — сделал он жест, намекая на свой наряд. — Приятная будет встреча…
Неуклюже опираясь на палку, Паша двинулся вдоль ручья, помутневшего и вздувшегося. Левенцов и Михась остались в камышах и смотрели ему вслед. Вот вошел он в ельник, мелькнул раз-другой и скрылся.
Ждали долго.
Может быть, только казалось, что долго? Особенно Левенцову.
Возвращался Паша быстрым шагом. Грудь плыла вперед, и на крупном и сильном теле зипунок выглядел явно чужим и неуместным. «С недобрым, — екнуло сердце Левенцова. — По походке видно». Паша перепрыгнул через ручей, и Левенцов и Михась увидели его озлобленное лицо. «Определенно что-то неладное. Что-то стряслось». Левенцов почувствовал режущий холод, будто с него спала одежда и нагой стоял он под ветром и дождем. «Что-то стряслось…»
Паша наконец остановился перед Левенцовым.
— Пошел бы в управу и своими руками задавил бы гадину, — свирепо скрипнул Паша зубами, казалось, он сейчас выплюнет их. Побагровевший от ярости, он с силой сжал палку и сломал пополам.
— Да говори же, что случилось!