Он стоял у окна и всматривался в темноту, но ничего не видел. Жена, еще не совсем проснувшись, что-то недоверчиво пробормотала.
– Я не выдумываю, – сказал он, рассердившись. – Я тебе говорю – птицы сидели на подоконнике, просились в дом.
Неожиданно из комнаты в конце коридора, где спали их двое детей, донесся испуганный крик.
– Это Джил, – сказала жена. От крика она окончательно проснулась и села в постели. – Поди к ним, узнай, что случилось.
Нат зажег свечу, но, когда он открыл дверь в коридор, сквозняк задул ее.
Снова раздался крик ужаса – на этот раз дети кричали оба, и, вбежав в комнату, Нат услыхал в темноте хлопанье крыльев. Окно было раскрыто. Через него влетали птицы, ударялись с налету о потолок и стены, но тут же поворачивали к детским кроваткам.
– Не бойтесь, я здесь! – крикнул Нат, и дети с плачем кинулись к отцу, а птицы в темноте взлетали к потолку и пикировали вниз, целясь в них.
– Что там, Нат? Что случилось? – услыхал он голос жены из спальни. Он поскорее вытолкнул детей в коридор и захлопнул дверь, оставшись с птицами один на один.
Он сорвал одеяло с ближайшей кровати и начал размахивать им над головой. Он слышал хлопанье крыльев, шмяканье птичьих тел, но птицы не отступали, они нападали снова и снова, они клевали его в руки, в голову, их разящие клювы кололи, как острые вилки. Одеяло теперь превратилось в орудие защиты. Он обмотал им голову и, не видя уже ничего, молотил по птицам голыми руками. Подобраться к двери и открыть ее он не решался из страха, что птицы полетят следом.
Он не знал, сколько времени он бился с птицами в темноте, но в конце концов почувствовал, как хлопанье крыльев вокруг постепенно стихает; наконец оно прекратилось совсем, и сквозь одеяло он разглядел, что в комнате стало светлей. Он ждал, слушал – нигде ни звука, только кто-то из детей хныкал в спальне. Свист и шелест крыльев прекратились.
Он стащил с головы одеяло и огляделся. В комнату просачивался холодный, серый утренний свет. Живые птицы улетели через открытое окно, мертвые лежали на полу. Нат глядел на них со стыдом и ужасом: все мелюзга, ни одной крупной птицы, и погибло их не меньше полусотни. Малиновки, зяблики, воробьи, синички, жаворонки, юрки – эти птахи по законам природы всегда держались каждая своей стаи, своих привычных мест, и вот теперь, объединившись в ратном пылу, они нашли свою смерть – разбились о стены или погибли от его руки. Многие во время битвы потеряли перья, у многих клювы были в крови – в его крови.
Чувствуя подступающую дурноту, Нат подошел к окну и поглядел на поля, начинавшиеся сразу за их огородом.
Было очень холодно, и земля почернела и затвердела. Это был не белый мороз, не иней, который так весело сверкает в утренних лучах, а мороз бесснежный, черный, которым сковывает землю восточный ветер. Море, еще сильнее разбушевавшееся с началом прилива, все в гребнях белой пены, яростно билось о берег. Птиц видно не было. Ни один воробьишка не чирикал в садовой изгороди; даже самые ранние птахи, рыжие и черные дрозды, не рылись в земле в поисках червяков. Не было слышно ни звука, кроме шума ветра и моря.
Нат закрыл окно и, затворив за собой дверь детской, пошел в спальню. Жена сидела на кровати, возле нее спала старшая девочка, а младшего, с забинтованным лицом, она держала на руках. Шторы на окнах были плотно задернуты, горели свечи. Лицо жены в желтом свете поразило его своей бледностью. Она сделала ему знак молчать.
– Уснул, – прошептала она, – только что. Он чем-то поранился, под глазом ссадина. Джил говорит, это птицы. Говорит, она проснулась, а в комнате полно птиц.
Жена смотрела на него, ища в его лице подтверждения. Вид у нее был испуганный и растерянный, и ему не хотелось, чтобы она видела, что он тоже потрясен, сбит с толку событиями последних часов.
– Там в детской птицы, – сказал он, – мертвые птицы, примерно с полсотни. Малиновки, крапивники, разные мелкие местные птички. Они все будто с ума посходили от этого ветра, – Он опустился на кровать рядом с женой и взял ее за руку. – Дело в погоде. Все, наверно, из-за этой ужасной погоды. Может, и птицы нездешние. Их сюда пригнало откуда-то.
– Погода-то переменилась только ночью, – прошептала жена, – Снега еще нет, что их могло пригнать? И голодать они пока не голодают. В полях хватает корма.
– Да нет, это погода, – повторил Нат. – Поверь мне, это все из-за погоды.
Лицо у него, как и у нее, было утомленное и осунувшееся. Какое-то время они молча глядели друг на друга.
– Пойду вниз, приготовлю чай, – сказал он.
Вид кухни его успокоил. Чашки с блюдцами, аккуратно расставленные на буфетных полках, стал, стулья, вязанье жены на ее плетеном кресле, детские игрушки в угловом шкафчике.
Он опустился на колени, выгреб прого-ревшке угли в заново разжег плиту. Зрелище дружно занявшихся щепок вернуло чувство равновесия, а закипающий чайник и коричневый чайничек для заварки – ощущение уюта и надежности. Он напился чаю сам и отнес чашку жене. Потом умылся в закутке за кухней и, натянув сапоги, отворил наружную дверь.
Небо было тяжелое, свинцово-серое, а бурые холмы, еще день назад блестевшие на солнце, теперь казались почти черными и мертвыми. Восточный ветер оголил деревья как бритвой, и каждый его порыв вздымал в воздух опавшую листву, сухую и ломкую. Нат потопал по земле сапогом – земля была скована холодом. Он еще не видывал такой резкой, внезапной перемены. Черная, бесснежная зима сошла па землю в одну ночь.
Наверху проснулись дети. Джил что-то говорила без умолку, а маленький Джонни снова плакал. Нат слышал, как жена их утешает, уговаривает. Вскоре все спустились вниз. У него был готов для них завтрак, день входил в привычную колею.
– Папа, ты прогнал птиц? – спросила Джил. Она совсем успокоилась, увидев огонь в очаге, дневной свет за окном и завтрак на столе.
– Да, да, они все улетели, – ответил Нат. – Их напугал восточный ветер. Они растерялись, сбились с пути, искали, где бы укрыться.
– Они на нас набросились, – сказала Джил, – хотели Джонни глаза выклевать.
– Это они со страху, – сказал Нат. – В комнате было темно, они не понимали, что к чему.
– Хорошо бы они больше не прилетали, – сказала Джил. – А то давай накрошим им хлеба на подоконник, может, они склюют его и улетят.