Преподаватель небрежно чертит диковинные рисунки и рассказывает сказку, в которой все перевернуто вверх ногами. Она кажется нам более удивительной, чем буйные фантазии Ариосто о путешествии на Луну неистового Роланда и его гиппогрифа, чем приключения барона Мюнхгаузена и даже приключения Тартарена из Тараскона, которые появятся из-под пера Альфонса Доде несколько позже – в 1868 году.
Что же нового придумал этот скромный священнослужитель?
Начнем с того, что он заложил основы новой науки – математической логики. Но это – если пользоваться современной фразеологией – в рабочее время. А во время каникул? Когда он давал отдых своему уму, своему рассудку, своему здравому смыслу. Алиса в стране чудес, Алиса в Зазеркалье, Охота на Снарка, Сильви и Бруно. Английская писательница Виржиния Вульф пишет в своем эссе, посвященном книгам Льюиса Кэрролла: «Это мир сна, но это и мир снов. Они возникают без всякого усилия; перед нашим внутренним взором чередой проходят Белый Кролик, Морж и Плотник; они кружат, превращаются друг в друга, прыгают и скользят. Вот почему обе книги об Алисе – книги не детские; это единственные книги, в которых мы становимся детьми».
Так что же все-таки нового в этих книгах?
Автор воспевает его величество «нонсенс». Нонсенс ради нонсенса. Парадокс ради парадокса. Неологизм ради неологизма. Оксюморон ради оксюморона. Катахреза ради катахрезы. Каламбур ради каламбура. Это можно сравнить с искусством для искусства. Главная идея этого неимоверного, неповторимого Кэрролла: некоторые рассуждения могут существовать в полной пустоте в силу собственной безудержной дерзости.
Член ученого совета Крайста Чёрча, «Дома», как его называют преподаватели и студенты. Рациональный, трезвый, религиозный, придерживающийся традиционных моральных принципов викторианской эпохи, принципов, которые невозможно поколебать. Он не давал себе воли и послаблений ни в морали, ни в общественной жизни, ни в философии. Истово верующий, он, тем не менее, не принимал христианский принцип: «и последние станут первыми, а первые – последними». Опутанный условностями, зажатый неколебимыми властью и законами, Чарльз Доджсон одним ударом разрубил путы разума. Как математик он понимал, что могут существовать системы, в которых «плюс» становится «минусом». Признавал иррациональность в математике, логике и словесности. Только в них, в логике, в математике, в словесности он давал каникулы своему разуму, отвергал разум, становился легкомысленным, беспечным, совершенно беспринципным и, как сейчас говорят, отвязным. Веселый задор математика. Как написал Г. Честертон в своей статье, посвященной столетнему юбилею со дня рождения Льюиса Кэрролла, «мыльный пузырь, выпущенный через соломинку поэзии в небо бедным Доджсоном в минуту просветленного безумия, потерял со временем легкость, но сохранил свои мыльные свойства». Мыльный пузырь его поэзии, его нонсенсов, каламбуров, парадоксов… Его привольность сохраняла особую строгость и респектабельность. Несообразная сообразность или сообразная несообразность?
Напыщенный и щепетильный священнослужитель, его неукротимые сны, миражи и видения отрицают разум полнее, чем это делают самые неукротимые художники и поэты, не отягощенные ни принципами, ни совестью, ни благородными целями, смешивающие на палитре – слова, идеологемы, черные и белые краски, страхи, чувства, общественные нормы, черные и белые квадраты, кубы, клубы дыма, огонь и пепел чувств.
В его поиске нет ничего кроме нонсенса. В этой бессмыслице нет смысла кроме самой бессмыслицы. Абстрактная, препарированная бессмыслица. Рабле – более человечен, Свифт – более суров и беспощаден. Доджсон – уникальный изобретатель веселого кошмара. Он живет во сне, параллельном обычной жизни. Раздвоение личности. Но без вмешательства инфернальных сил.
Доктор Джекиль (Стивенсон) с помощью хирургической операции удаляет совесть; Доджсон ампутирует здравый смысл, голову.
Когда королева Виктория прочла «Алиса в стране чудес», она попросила принести ей все книги этого автора. И ей принесли стопку книг по математике.
Англичанин викторианской эпохи любит Доджсона. Столп общества, солидный джентльмен – цилиндр, портфель, зонтик, бакенбарды – это днем. Ночью в его грудь врывается ветер, взрывает душу и сознание, выбрасывает на улицу, и в лунном блеске, раскинув бакенбарды-крылья, летит это абсолютно свободное существо выше крыш, выше труб, зонт превращается в помело, а цилиндр летит сам собой, поглядывая временами, чтобы хозяин не сбился с дороги…