В сообществах и на форумах художников граффити рисунок никто не признал. Зато я узнал о себе много нелестных фактов, как о фотографе, даже получил пару советов какой фотоаппарат стоит купить вместо «мыльницы». Продираясь сквозь горы словесной шелухи, я выяснил главное: работы всегда подписывают. Имя может быть замаскировано, но оно обязательно будет на картине.
На следующее утро я вновь стоял у заветной стены. Хватило всего одного взгляда, чтобы заметить то, что всё это время было прямо перед глазами. На прутьях одной из клеток завитушки складывались в слово «Мириэль».
Я снова отправился на форумы, но там надо мной только посмеялись и обозвали жирным троллем. Вскоре я понял, почему. В разделе фанфиков был пост с кучей комментариев. Это была городская легенда о художнице с ником Мириэль, которая продала душу дьяволу. Её работы после этого стали как живые, но за каждую её приходилось платить эмоциями. Раздражением на сверлящего соседа, вкусом любимого чая, воспоминанием о первой любви. Когда не осталось ничего, она решила написать последнюю картину. Ценой стали все чувства. Слух, осязание, зрение. Когда работа была закончена, Мириэль пропала. То ли ушла в картину, то ли умерла, но больше её никто никогда не видел. Я вздохнул и закрыл браузер.
Рисунок выцветал. Птицы теперь больше походили на воробьёв или голубей, детали узора смазались. Каждый день какой-нибудь листок или нота превращались в грязные потёки на стене. Красота уходила, и я ничего не мог с этим поделать. Мне оставалось только приходить к птицам каждый вечер. Если уж им суждено сгинуть, то хотя бы не в одиночестве.
Апрельский вечер катил над городом тучи, их тени скользили по птицам. Я стоял и думал, что буду делать, когда рисунок пропадёт окончательно.
– Как живые, правда? – раздался голос за моей спиной.
Я обернулся. Передо мной стояла девушка. Невысокая, стройная, в длинном жёлтом пальто и голубых варежках.
Я кивнул. То ли своим мыслям, то ли ей в ответ.
Её голос звучал как низкий немного надтреснутый усталый колокольчик. Мягко и приятно.
– Знаешь, иногда я думаю: а что если бы эти птицы могли улететь. Куда бы они отправились? Может, в Африку? Или в Италию?
– Наверное, куда-то в другой мир, – ответил я. – Подальше от клеток и узоров. Туда, где не бывает сугробов в апреле.
– Может быть, – улыбнулась она в ответ.
Она повернулась и пошла прочь по переулку. Я хотел её окликнуть, но не знал имени. Да и что бы я ей сказал?
Дни разматывались как лента дешёвой туалетной бумаги без перфорации. Скучные, одинаковые, с неприятными вкраплениями.
Я приходил к птицам, как и прежде, пока однажды не понял: я надеюсь, что та девушка придёт снова. Я проигрывал наш диалог в уме раз за разом, придумывал свои остроумные шутки и её ответы. Когда она всё-таки появилась, от радости всё это вылетело у меня из головы.
Её звали Маша, она работала бухгалтером в соседнем бизнес-центре. Она любила книги Харуки Мураками и чай с малиной. Терпеть не могла холод и гламур. В её волосах цвета воронова крыла трепетало солнце.
Мы ходили в кафе неподалёку, но каждый раз, когда я пытался продолжить знакомство, она исчезала.
Рисунок на стене завораживал её так же, как меня. Мы часами говорили о чудесных птицах, выдумывали им имена и истории о длинных перелётах. Казалось, что мы знакомы тысячу лет.
Однажды мне приснился сон. Птицы на стене ожили. Их прекрасная песня из узоров и звуков уносила, звала куда-то далеко, в другой мир. А потом всё вдруг кончилось.