— Олимпиада! Набьется полный город всякой швали… Арабы, африканцы. А с ними проститутки и прочий пьяный сброд. Конечно, в магазинах вздуют цены!
Лидия Оскаровна дипломатично возразила:
— Говорят, это хорошо для экономики.
Мезенцева дернула плечом.
— Вот помяните мое слово: придут Советы и покажут вам экономику! Хлеб и масло по карточкам, спекулянты на толкучке, а в ресторанах комиссары в кожанках с толстыми шлюхами… Моя сестра в России. Они живут ужасно. Разруха, нищета. Я ненавижу коммунистов!..
Айно, лениво выметая из-под прилавка шерстяную пыль, решилась поспорить. Бабка, малограмотная попадья, научила ее говорить по-русски, но избавиться от акцента не помогла.
— А я слыхала, в Советах все не так уж плохо. В журнале были фотографии ВДНХ — это лес, то есть парк с огромными чудесными постройками.
Мезенцева фыркнула.
— Фальшивка, видимость! — злым голосом она передразнила стиль газетных статей. — «Приветствуем советскую сборную в дружной семье северных народов!». И это пишут в тот же день, когда Советы сбили два шведских самолета. Как мух прихлопнули!
Айно увидела сквозь стекло витрины хозяина, который подходил к дверям. С ним была рыжеволосая стриженая девушка в синих брюках и безрукавке с яркими пуговицами, по виду иностранка. В мечтательной головке Айно тут же вспыхнул интерес — кто эта девушка, любовница Саволайнена? Ну нет, он не привел бы ее в ателье. Значит, коллега… Но все его коллеги — мужчины. Может, дочь от первого брака?.. Айно терялась в догадках.
Рыжая осталась ждать на бульваре, а Саволайнен зашел и обратился к Айно по-фински.
— Моя жена здесь?
Продавщица присела в книксене.
— Госпожа с вашим сыном пошли в ресторан «Эспланада», — здесь, чутьем служанки догадалась Айно, уместна будет восторженная лесть. — Ваш мальчик такой чудесный! Он знает разные стихи…
— Очень умный мальчик, — поддакнула Лииде. — И так похож на вас!
Мезенцева выглянула из-за ширмы.
— А, господин Саволайнен, добрый день! Почему вы не напишете в своей газетке, что коммунисты обожают сбивать чужие самолеты? Не делайте вид, что не слышали! Я знаю, вы отлично говорите по-русски! Вы коммунист! Вы получаете деньги из Москвы. Но почему хоть раз не написать правду?..
Сдержанно кивнув, Саволайнен вышел из ателье. Мезенцева засмеялась ему вслед злым, каркающим смехом.
— Пошел куда-то со стриженой девкой! А женушка, небось, считает, что он будет вечно держаться за ее юбку. Принцесса на горошине! Наполовину немка — в них всех сидит пустое чванство. Я их повидала во время войны. Это сентиментальные болваны без воображения. Машины для эвтаназии… Я сразу поняла, что они проиграют.
Лииде подумала, как было бы приятно воткнуть в бок Мезенцевой булавку, но вместо этого с улыбкой попросила госпожу клиентку повернуться к зеркалу. Айно снова подошла к окну и посмотрела в небо — над водами Балтики пролетал самолет.
Сквозь витрину ресторанчика можно было видеть, как за столом оживленно болтали Саволайнен, рыжеволосая Хильда и женщина в светлой кофточке, которая сидела спиной к окну. Мальчик лет десяти ел мороженое и тоже глазел в окно на проходящую мимо старуху в больших лакированных туфлях, в берете и в черных перчатках. Она держала в руке бумажный пакет из соседней булочной и, отщипывая на ходу, с аппетиром жевала.
Мезенцева не видела наблюдавшего за ней ребенка, но слышала веселые вопли детей, играющих на бульваре. «Поймать бы всех да заклеить пластырем рты», — при этой мысли она криво усмехалась. Впрочем, нелепо было думать о таких мелочах, когда ее ждала важнейшая, решительная встреча.
Пройдя по набережной в сторону порта, она села на скамейку, достала из пакета и съела сэндвич, сухощавой ногой в лакированной туфле отгоняя назойливых голубей.
Крупный, тучный мужчина в помятом сером плаще, подходя, обратился к ней, коверкая финский.
— Вы мне позволите присесть?
Кравец — все такой же тупица и хам. С годами его грубое лицо все больше напоминало кабанью морду. Жесткий волос торчал из ушей и ноздрей, оспины на щеках превратились в морщины. Сломанный нос придавал ему сходство с неудачливым боксером или с вышибалой из дешевой пивной.
С презрением покосившись на соседа, Мезенцева обронила:
— У вас ужасный акцент, Кравец. Лучше говорите по-русски — здесь никого нет.
Тот недовольно хмыкнул, сел рядом, развернул газету.
— Не называйть имен! Я пожелаю, что у вас направде важный вопрос. Я вылетайть из Стокгольм четыре утра…