Тьфу, она же сейчас — Югославия!
У нас тоже есть свои уличные авторитеты, обычно это стайка из несколько птушников, которые могут обозвать или отвесить оплеуху зазевавшемуся школьнику, если тому особенно не повезет. Сам я пока с таким делом не сталкивался в прошлой жизни до девятого класса. Когда пришлось пару раз перемахнуться с борзыми, только, совсем неумелыми в драке, птушниками, настоящими аутсайдерами по жизни и в учебе, и в кулачном бою.
А теперь? А вот теперь посмотрим, я тоже уже не прежний миролюбивый пацан, не очень уверенный в себе.
Дальше я иду в соседний микрорайон, в похожий универсам-близнец, в котором есть что-то новое из ассортимента, но, в общем на прилавках лежит все то же самое.
Потом прохожу мимо своей школы, в которую отходил десять лет, от звонка до звонка.
В тот раз отходил, в этой жизни еще подумаю об этом варианте. Тупить два лишних года в обычной школе мне уже не интересно, понемногу собираются разные мысли насчет будущей жизни. И на эти два года появляются другие планы, гораздо более веселые и продуктивные.
Захожу ради интереса в универсам «Ленинград», рядом одноименный ресторан, в котором я проведу немало времени после первого развода, в поисках веселья и случайных подруг. Вместе с тем же возмужавшим к тому времени Жекой, так же быстро бросившим лейтенантскую службу в пыльном Чебаркуле.
То есть, уже вряд ли это случится именно со мной, по второму разу не особо горю желанием повторить, я согласен удовольствоваться в этом случае одной памятью о прошлом. Да и жить я собираюсь в Питере теперь, если не уеду за границу.
Так и бреду по городу, мимо центра подводников дальше к ДК строителей, мимо ПТУ к главному промтоварному магазину города «Таллину», который работает сегодня до восемнадцати ноль-ноль.
Советская торговля не имеет права отдыхать столько времени, как простые трудящиеся, впрочем, что-то я путаю, похоже. В СССР новогодние выходные заканчиваются после первого января, хорошо, что в этом году второе и третье января — суббота и воскресенье, и так выходные дни по календарю.
Это уже при новой демократической власти два раза продлевали новогодние выходные и теперь не знают, что с ними делать, оставить так или перенести частично на майские праздники.
Пройдясь вдоль прилавков промтоварных отделов и оценив скромный, серенький ассортимент, я поворачиваю в Андерсенград, очень крутую копию старинной крепости в центре города, где вскоре стою в очереди за блинчиками со сметаной. Не то, чтобы я проголодался, однако, подольше погреться и вспомнить давно забытое ощущение довольно вкусной кухни в этом детском городке мне очень хочется.
Наворачивая блины с мороженным и сметаной, я с удовольствием рассматриваю родителей с детьми в клетчатых пальтейках и шубейках из цигейки, отмечая лица симпатичных мамочек по привычке, когда замечаю пару знакомых курток местного хабзая, мелькнувших где-то около входа.
Забыв про них, доедаю блины, выхожу на улицу, спускаюсь мимо старинной пушки вниз, когда слышу сзади нагловатый и хриплый голос:
— Эй, малой! Подожди-ка!
Поворачиваюсь и вижу эту пару птушников, выходящих из тоннеля под верхней частью крепости. Один, который повыше, курит с крайне деловым видом, второй, ростом почти с меня, выжидательно смотрит на мое лицо, отыскивая на нем эмоции испуга и страха.
Ага, спрятались тут перекурить и я как раз мимо прохожу, поэтому решили докопаться. Думают, может, получится денежкой разжиться на халяву, поднять свой статус в своих же глазах.
Раньше я бы струхнул, не зная, чего ожидать от непонятной ситуации, но, вот с новыми взрослыми мозгами делать этого не собираюсь. Пусть я внешне маленький паренек, однако, и противники не сильно крупнее меня, хотя и постарше, как минимум, на один год. А уверенность у меня уже есть, за долгую и боевую жизнь, пусть я и не вешу сейчас девяносто кило, а примерно раза в два поменьше.
— Чего вам? — спокойно спрашиваю я подходящих подростков.
— Слушай, деньги есть? Есть немного? — настойчиво спрашивает курящий и тоже глядит мне в лицо, ожидая увидеть неуверенность или испуг.
Сейчас я скажу, что нет, тогда они предложат поискать, поэтому отвечаю уверенно, что для меня теперь совсем не трудно:
— Есть, конечно! Что я, нищий какой-то, что ли?
Опа, уверенный голос и интонация показывают мелким шакалам, что жертва не чувствует себя жертвой, поэтому обобрать ее затруднительно. Они мнутся и делают вид, что готовы отстать с претензиями, раньше я бы ушел очень счастливый, но вот сейчас мне этого уже как-то мало будет.