Цветы ловили каждый его взгляд. Это были и маленькие диковинные шарики, были и благоухающие капли, это были широкие растения и крупные золотинки, — но все они раскрывались лишь тогда, когда он приближался к ним.
Стрекотали кузнечики.
Прозрачный воздух еле заметно шевелился, словно тёплый пар. Едва заметные краски дыма пачкали эту прозрачность. На краю поля горел костёр, словно осколок солнца, поблёскивающий в траве.
Если протянуть руку, то можно взять этот осколок… Человек приблизился к костру.
Возле костра сидел мужчина.
Несколько мгновений человек стоял за его спиной. Он подошёл неслышно и так же неслышно мог уйти. Пара шагов разделяла их.
В тишине, наполненной шумом океана, потрескивали сухие ветки.
Сегодня временем был он.
Он сделал один шаг. Он нерешительно покачнулся и сделал один шаг. А затем совсем быстро сделал второй…
Мужчина поднял голову, и человек увидел третью синеву. Такую же глубокую, как небо и такую же лучистую, как океан сегодня утром.
Он обернулся — на миг, и снова посмотрел в глаза мужчине. Почему-то в этот миг океан затих.
— Я потревожил тебя, отец?
Мужчина покачал головой. Человек сел рядом. Ветки в костре темнели, разгорались до слепящего цвета и темнели вновь…Синее пламя мелькало среди оранжевого и жёлтого. Мужчина смотрел на сына, а сын — на костёр.
— Зачем ты развёл его? Сегодня тёплый день.
— Сегодня я ждал тебя.
— Я ждал тебя всегда, — ответил человек, — но я не разводил огня, даже если мне было очень холодно. Я искал тебя. Мне казалось, что ты будешь рядом давным-давно… Почему ты не приходил?
— Я не знал, смогу ли сказать «прости»…
— Это необязательно, — улыбнулся человек.
Костёр догорал. Рокотал океан. А небо молчало и слушало двух человек.
— Пойдём домой… — сказал сын.
— Пойдём, — согласился отец.
Они прошли рощу и вышли к мостику. Шляпа колыхалась на маленьких волнах, они играли ей. Человек спустился к воде и потянулся за шляпой. И увидел своё отражение. Оно покачивалось, ненадолго становилось чётким на хрустальной глади, и снова покачивалось. Он задумчиво смотрел на себя и на небо, которое тоже отражалось в воде… И увидел, как он улыбнулся себе.
«Пожалуй, сегодня не стоит хмуриться и делать серьёзное лицо» — подумал он и потянулся за шляпой.
А за мостиком тропинка перестала хитрить и вывела их к океану. Здесь уже рокот слился в сплошной гул. Волны с грохотом ударялись о камни, ручейками стекали с них, собирались в ручьи и возвращались назад. Пенились на песке.
Мокрые камни блестели на солнце. На песке валялось несколько раковин. Человек поднял одну, раскрыл её. Белоснежная капля упала к его ногам. Такой крупной жемчужины у него ещё не было…
— Позавчера я видел радугу, — услышал он сквозь шум прибоя. — Удивительно…
— Сегодня мы тоже увидим её.
Солнце светило им в спины, когда они поднимались по тропинке. Длинной дорожке, обычно ведущей к океану, но сейчас скользящей к дому.
Подниматься было нетрудно, словно тропинка вела по равнине… Но она поднималась над океаном всё выше и вскоре вывела их к дому…
— Посмотри, — тихо сказал сын отцу.
За домом начиналась радуга. Она была длинною в небо: прозрачная красная полоса растворялась в оранжевой… Оранжевая светлела в жёлтую… Жёлтая сливалась с зелёной, такой светло-изумрудной чистой краской… А та растворялась в голубой.
Голубая полоса темнела до лиловой и на самом горизонте переходила в тёмно-синюю гладь океана. На обрыве его хорошо видно.
Океан рокотал, океан шептал, океан пел какую-то неведомую им дивную песню. Казалось, что вот-вот прислушаться — и можно разобрать слова… Звёзды слушали эту песню и понимали её, рассказывали другим — тем, которые только появлялись в глубокой бесконечности, и снова слушали… Одна из них жёлтой искрой соскочила в глубину океана…
Травинки тихо покачивались, но сейчас они казались веточками, которые поймали множество маленьких фонариков.
Отец и сын подошли к дому. Здесь океана не видно, но они знали, что он есть, потому что слышали его голос.
Этот голос пел тишине, которой дышало ночное небо, он соединялся с ней, потому что он — всегда. Он успокаивал, он радовал, он вдохновлял, он сопровождал всё, не ведая страха, границ и покоя — он просто шелестел.
И в этом шелесте можно услышать Бога.
Как в нашей семье встречают Новый год, или Путешествие помидоров
К Новому году мы начинаем готовиться с лета. Эта подготовка длится довольно долго и начинается у нас на даче. Мама солит помидоры. Кладёт в банку гладкие сочные красные плоды, заливает их подготовленным раствором и добавляет всяких специй. В сарайчике растёт батарея банок.
В сентябре папа привозит их на машине домой. Теперь батарея банок красуется на кухне и напоминает нам о грядущем празднике.
В октябре папа, хитро поглядывая на банки и облизываясь, предлагает открыть и попробовать. «Да подожди ты! — отмахивается мама. — Они ещё не просолились!» «Вот придёт Новый год… — добавляем мы с Митькой — Тогда и попробуешь!»
В ноябре идёт дождь. Противный, мокрый, холодный дождь. Все наши зимние ботинки, в которые мы дружно обулись после первых заморозков — сырые. Сырые и новые пуховики. Темно, всюду лужи, лужи. Когда ты идёшь домой, с тебя капает вода. Грязный, сырой, чёрный, как терминатор из бассейна, усталый. Приходишь домой, а там — свет. И помидоры. Праздника ждут.
В конце ноября витрины украшают снеговиками, шариками, ёлочками и огоньками. Идёт дождь, а снеговики смеются над тобой: гы-гы-гы, мы новогодние! Мы не таем! Мы из гирлянд!
В декабре все начинают готовить друг другу подарки. Сначала заготавливаются подарки бабушкам, дедушкам и всем родственникам — близким и дальним. Неважно, что их откроют и положат на полочку. Главное — внимание! Потом всё становится серьёзнее. Родители начинают подлавливать нас поодиночке и спрашивать. Мама таинственным шёпотом советуется со мной — что подарить папе? Папа между делом интересуется — чего бы хотела мама. Смешные они. Мы-то знаем, что они оба любят одно и тоже — конфеты! Но не говорить ведь им это, в самом деле. Подарят друг другу одинаковые конфеты. Поэтому мы начинаем выдумывать разные разности, мол, мама мечтает о красивой броши в виде бабочки, а папа — о подзорной трубе. Родители хмыкают, но остаются довольны идеями.
Тридцатого декабря начинается жуткая суета. Повсюду валяются конфетные фантики — это Митька распотрошил свой подарок с ёлки. Дома всё переворачивается с ног на голову. Из-под шкафа выметается тополиный пух и старые игрушки, все носятся с тряпками и швабрами, гудит пылесос. На плите булькают овощи для завтрашних салатов. Вечером приходит довольный и сырой папа с ёлкой и шампанским. Косится на помидоры, но мы его к ним не подпускаем. Начинаем наряжать ёлку. Она живая и пахнет так остро, мокрым лесом. Гирлянды перегорели. Папа идёт за гирляндами. А за окном — дождь. Хоть бы три снежинки выпало! Занавешиваем окна и начинаем вырезать из белой бумаги и цеплять на шторы снежинки. В двенадцать ночи.
Тридцать первого числа в нашем доме можно снимать передачу: «Здравствуй, повар»! Или «Званый ужин», как хотите. Курица маринуется в майонезе. Ну и что, что он распадается при жарке на масло и яйцо, но так ведь вкуснее! Режем салаты, Митька путается под ногами и ждёт деда Мороза. Глупый. Не понимает, что сыро дедушке ходить под дождём. Он до Рождества посидит на Севере. Часам к восьми на столе растут мисочки с селёдкой под шубой, оливье, винегретом. Пахнет, как в ресторане. Открываем помидоры и раскладываем их в хрустальные салатники. Охраняем стол от Митьки и папы. Намазываем на хлеб масло и красную икру.