Она на мгновение прикрыла глаза.
— Вы не можете представить, мосье, моих страданий, моего отчаяния. Что я должна была сделать? Выдать его полиции? Я не смогла заставить себя сделать это. Это был мой духовный долг, но моя плоть была слаба. Кроме того, разве бы поверили мне в полиции? Мое зрение со временем сильно ухудшилось — они наверняка ответили бы мне, что я ошиблась. Но муки совести не давали мне покоя. Ведь до тех пор, пока я хранила молчание, я была сообщницей убийцы. Мой сын унаследовал деньги своей жены. Он расцвел, как лавровое дерево. А вскоре собирался получить портфель министра. Его стараниями гонения на Церковь могли усилиться. И кроме того, была Вирджиния. Она, бедное дитя, такая красивая, такая благочестивая, была им очарована. У него была странная и ужасная власть над женщинами. Я видела, как он постепенно ее приручает… И была бессильна предотвратить их сближение. Он не собирался жениться на Вирджинии. Настало время, когда она была готова уступить ему во всем. Уничтожив тело одной женщины, он собирался погубить душу другой!
Тогда я ясно увидела мой путь… Он был моим сыном. Я дала ему жизнь. Я несла за него ответственность.
Я пошла в комнату мистера Вилсона и взяла флакончик с таблетками. Однажды он со смехом сказал мне: там таблеток вполне достаточно, чтобы убить несколько человек. Я направилась в кабинет сына и открыла большую коробку шоколада, лежавшую на столе. Она оказалась непочатой. Рядом была другая коробка. В ней была только одна шоколадка. Это упростило дело. Кроме моего сына и Вирджинии шоколада не ел никто. В тот вечер я просто не должна была отпускать Вирджинию от себя. Все шло, как я и наметила…
Баронесса замолчала, прикрыв на некоторое время глаза, затем открыла их вновь.
— Мосье Пуаро, я в ваших руках. Мне сказали, что я проживу совсем недолго. Я хочу ответить за свой поступок перед Господом. Должна ли я отвечать за него также перед людьми?
Я колебался.
— Но пустой флакончик, мадам, — спросил я, чтобы выиграть время, — как он оказался у мосье де Сен-Аляра?
— Когда он пришел попрощаться со мной, я сунула флакончик в его карман. Понимаете, я не знала, как избавиться от него. Я была настолько слаба, что не могла передвигаться без посторонней помощи. А если бы флакончик нашли в моей комнате, это могло бы вызвать подозрение. — Она выпрямилась. — Поймите, мосье, я не хотела навлечь подозрение на мосье де Сен-Аляра! У меня этого и в мыслях не было. Думала, что его слуги найдут пустой флакончик и безо всяких вопросов выкинут его.
— Понимаю, мадам, — сказал я, кивая.
— Каково ваше решение, мосье?
Я встал.
— Мадам, имею честь пожелать вам всего хорошего, — сказал я. — В своем расследовании я потерпел неудачу! Дело закрыто.
На мгновение Эркюль Пуаро умолк, потом тихо продолжил:
— Баронесса умерла неделю спустя. Мадемуазель Вирджиния приняла послушничество и была в должный срок пострижена в монахини. Вот, мой друг, и вся история. Должен признаться, выглядел я в ней не самым лучшим образом.
— Но это едва ли было провалом, — попытался я разубедить детектива. — Что еще вы могли сделать в таких обстоятельствах?
— Ah, sacre![131] — внезапно оживляясь, воскликнул он. — Разве вы этого не видите? Я был просто глупцом! Мои серые клеточки совершенно не работали. И все это время ключ к разгадке я держал в руках!
— Какой ключ?
— Коробку шоколада! Разве вы не видите, в чем дело? Разве кто-нибудь с хорошим зрением сделал бы такую ошибку? Я знал, что у мадам Дерулар катаракта, — мне это открыли капли атропина. Из всех домочадцев она была единственным человеком, зрение которого настолько плохо, что не могла видеть, какую крышку кладет на какую коробку. Именно путаница с коробками шоколада навела меня на след, но потом я потерял логическую связь и не смог должным образом оценить ситуацию.
Ну и кроме того, я допустил чисто психологический просчет. Если бы мосье де Сен-Аляр был преступником, он никогда не стал бы хранить у себя флакончик. То, что я обнаружил его у него, уже было доказательством его невиновности. Мне ведь мадемуазель Вирджиния говорила, какой он рассеянный.
Вот в целом подробности того печального дела! Имейте в виду — я рассказал его только вам. Я не слишком хорошо выгляжу в этой истории! Пожилая леди совершает преступление столь простым и остроумным способом, что я, Эркюль Пуаро, делаю ошибку. Sapristi![132] Даже воспоминание об этом выводит меня из себя! Ну, да ладно, забудем об этом. Впрочем, наоборот — запомним. И если вы почему-либо решите, что я становлюсь тщеславным, впрочем мне это совсем не свойственно, ну разве что самую малость…