А когда, имея старенькую «копейку» и крышу над головой, ты посмотришь на того, кто живет на помойках и у кого ничего нет, а раньше он был научным работником, думаешь сразу: оп-па!..
Вот оно – счастье…
Чехов заметил, что за дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком и постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные. И это абсолютная правда. Антон Павлович вообще ни одного слова пустого не написал – у него все связано с его богатейшим внутренним миром.
Никогда не говорите: «Господи, почему мне так плохо, за что?», ведь мы никогда не спрашиваем: «Боже, за что мне так хорошо?» Вспоминаем об этом, только когда скверно. И это для нас вечное искушение, которое ниспослала православная вера. (I, 137)
(2010)
Нет во мне зависти к другим.
Наоборот, мне очень нравится, когда мне что-то нравится. Пагубная идея – считать чужие поражения собственными победами. Этим питаются крысы, а я крыс не люблю. (I, 143)
(2010)
Сам этим не страдаю.
А зачем я буду обсуждать чужие болезни? (XV, 46a)
ЗАГРАНИЦА
(1990)
Я люблю путешествовать, и я хочу, чтобы мои дети знали мир и не боялись его, а, наоборот, спокойно и с гордостью осознавали, кто они, откуда родом, и чтобы ощущение собственного достоинства никогда не покидало их, куда бы ни занесла их судьба. Но полноценность этого ощущения может испытать только свободный человек с полноценным паспортом в кармане, который является его собственностью, а не собственностью организации, давшей ему характеристику и «выпустившей» (слово-то какое!) его за границу…
Я никогда и ни за что не хотел бы покинуть мое Отечество. Это моя Родина, это моя энергия. Моя память и мои корни. Но я хочу сам делать свой выбор. Я хочу жить в своей стране и не чувствовать себя ни героем, ни заложником.
Мне кажется, что истинная свобода – это гармония человека с собственной и исторической памятью, гармония его с собственной душой. Но бывают ситуации, когда обстоятельства (скажем, спасение жизни детей) заставляют делать тяжелый выбор. Никто не знает, как сложились бы судьбы Рахманинова, Шаляпина, Бунина, если бы они не уехали. Я думаю, их бы убили. Молю Бога не дать повториться «красному колесу», погубившему такое количество жизней и судеб.
Да и потом, мне кажется, что это разграничение на «них» и «нас» искусственно. Это рудименты политики «железного занавеса».
Не может настоящий русский художник потерять свои корни, где бы он ни находился… (I, 33)
(1991)
Интервьюер: У Вас была возможность уехать за рубеж. Почему не воспользовались?
Кто за меня может решать – остаться или уехать?
И потом, выпускают ведь только из тюрьмы! Люди ездят в гости, глядят друг на друга, показывают себя…
Это же унижение, когда человека за хорошую работу награждают возможностью посмотреть, как люди живут! Ну почему Чехов ездил в Италию, а в Риме в маленьком кафе Гоголь писал гениальные главы своей поэмы «Мертвые души»? И от этого не стал нерусским писателем. Достоевский, Толстой, – почему не боялись они потерять свои корни, почему?
Что значит: уехать или остаться?
Я хочу сознательного решения этого вопроса. Очень просто не брать взятки, когда не дают. Очень просто быть патриотом, когда тебя не выпускают. А когда тебе взятки дают – ты не берешь и выпускают – ты не едешь, это другой разговор…
Я хочу сам принимать решения. И не понимаю, почему я должен быть либо там, либо здесь.
Мой прадед Василий Иванович Суриков долгие годы путешествовал по Италии, но нет более русского исторического живописца, чем автор «Боярыни Морозовой» и «Утра стрелецкой казни». Нет!
Да, он копировал Веласкеса, Эль Греко, часами простаивал в музее Прадо в Мадриде. Но, вернувшись на родину, почему-то писал «Боярыню Морозову» или «Взятие снежного городка».
Что же случилось?
Ведь мы себя не уважаем. Неужели наш менталитет стал настолько бездарен, что мы должны непременно рваться туда?
Ведь иностранец хорошо живет только в России. А русский человек плохо только в России. Хуже любого.
Что же с нами стало? Почему мы не можем на равных общаться? Мы все время снизу, и не дай бог, если кто-то из своих высунулся – мы его обратно! (I, 36)