И как бы ни изощрен был мир сегодня, эти три силы являются основой в защите бытия перед небытием. (II, 41)
ВЕРОТЕРПИМОСТЬ
(1993)
В России, когда принималась присяга в Александровском училище или в любом военном Пажеском корпусе, при принятии присяги был и священник православный, и мулла, и ксендз, то есть это было едино – все принимали присягу на верность Царю и Отечеству. Каждый представитель своей конфессии.
Русский офицер всегда был русским офицером, вне зависимости от своего вероисповедания и национальности. Но самое главное, существовали некие законы, которые были выше законов человеческих. И это было самое главное. И это была идеология. И это был сдерживающий центр.
Как только это разрушилось – все стало возможно…
И тогда возникло то, о чем говорил Александр Сергеевич Грибоедов: «Колебание умов ни в чем не твердых». (V, 1)
ВЕРЕВОЧКИ
(2001)
Веревочки… Как сейчас помню. В Столешниковом переулке, в самом знаменитом магазине пирожных, стоит тетка за прилавком, которая пирожными торгует и кладет тебе в коробку «корзиночку», «картошку», а ты стоишь и предвкушаешь удовольствие… Наконец она закрывает все это крышкой, завязывает, а потом начинает с кем-то разговаривать и навязывает, и навязывает узлы.
Вяжет она и вяжет, а я думаю, мама родная, что же ты делаешь…
Ведь привезу я эту коробку, которую ты завязала, наверное, узлов на сорок, домой. И что?
Казалось бы, возьми ножницы или нож, разрежь веревку, и все. Ан нет. Нам с сестрой и братом дома категорически запрещалось резать бечевки и ленты, которыми были завязаны покупки и подарки. (Я помню, на кухне в буфете открывался ящик, и в нем лежали пробки, на которые были намотаны эти самые ленточки и веревки.) И вот ломались ногти, доставались иголки, чтобы все это поддевать и разворачивать.
Для чего? Почему?!
А потому, что, как говорил Серафим Саровский: «Паче поста и молитвы есть послушание». Это была для нас настоящая школа, урок – всегда доводить начатое дело до конца.
Вот и раскручивали мы эти веревочки. За это время много чего передумаешь. Даже и пирожное есть порой расхочется, пока эту коробку развяжешь… (V, 6)
ВЕРТИНСКАЯ АНАСТАСИЯ
(1993)
Я влюбился в нее, посмотрев «Человека-амфибию»…
Она была очень красивая. Когда я поступил в Щукинское училище, уже выходил ее «Гамлет» со Смоктуновским. Там была невероятная история… хотя ничего невероятного в ней нету. Я не знаю, любила ли она меня когда-нибудь так, как я в нее был влюблен. В тот момент у нее был такой выбор! Такой пасьянс лежал перед ней… Она могла снять с полки любого. Именитость ей была не нужна, она сама была дочкой Вертинского. Фамилия Михалков не могла произвести на нее впечатление.
Я мучительно был влюблен, мучительно. И мучил ее, наверное, всякими звонками, ревностью. И наступил момент разлада, мы расстались.
Я уехал из Москвы на пробы. У нас была близкая подруга, Лена Матвеева, замечательный человек, балерина. Мы с ней, когда я вернулся, пришли на день рождения Вани Дыховичного, а компания там была веселая: Вика Федорова, Полянский, Дыховичный. И туда пришла Настя с Андреем Мироновым. Я сидел наискосок от нее за столом… И дальше очнулся на лестничной клетке – в поцелуе с ней. Она меня увела оттуда – дело не в том, кто кого увел, но было ясно, если бы она этого не захотела, никогда бы в жизни ничего не было. Во мне не имелось той силы, обаяния и тех возможностей, которые могли ее сломить. Она ко мне приспустилась, снизошла. Я помню как сейчас ощущение того электричества, которое возникло. Должен сказать, не вдаваясь в подробности, что у Насти мужской ум и мужской характер…
Мы прожили вместе три года, но вместе-вместе – полтора. Известие, что она беременна, меня так обрадовало: теперь «не соскочит», не уйдет. Это подтверждает, как я безумно был влюблен. У нас родился сын. Потом его воспитывала бабушка, ее мама, и мне было мало знакомо ощущение отцовства. Я думал, что, может быть, это наследственное…
Настя ни разу в жизни не дала мне понять и почувствовать, что она мною восхищена или что ей нравится то, что я делаю… В общем, я так и не научился быть тем, кем она хотела меня видеть.
Сначала я пытался, потом бросил… (III, 2)
(2000)
Интервьюер: Пожалуй, единственная неудача в вашей жизни – это ваш первый брак с Анастасией Вертинской, с которой Вы вместе учились на одном курсе в «Щуке»…
Нет, абсолютно нет.
Как можно назвать неудачным брак, в котором родился хороший парень по имени Степан?!