Если власть недостойна нас, то это наша вина, и только наша. Мы должны сами отвечать за нее. Поверьте мне, тут дело не в том, что я очень политкорректен. У меня были сложные отношения с начальством. До 1990-х годов ни одна моя картина не получила ни одной премии от государства. После того как мой брат уехал в Америку, мне не давали снимать «Очи черные» с Марчелло Мастроянни. Министр говорил: «Ты что, не понимаешь, у тебя брат там, а ты еще будешь тут настроение портить!» Я тогда вынужден был сказать ему: «Если вы не дадите мне снимать картину с Марчелло Мастроянни, я сейчас выйду из этого кабинета и сделаю такое, о чем вы сильно пожалеете». Что я имел в виду, говоря это, я не знаю, но в результате подействовало. Он тут же подписал нужные бумаги…
Но я категорически против того, чтобы плодилось гигантское количество неудачников, убежденных, что им все время кто-то что-то должен. Особенно это касается тех, кто потратил свою молодость не на то, чтобы вкалывать и пробиваться, а на то, чтобы, по словам Ивана Ильина, «фигурировать», сотрясая воздух рассказами о своих творческих проектах, которым никогда не суждено было сбыться по вине чиновников, завистников и т. д., и осуждая тех, у кого уже что-то сбылось.
Я знаю много таких «героев».
Я знаю и тех, кто сегодня снимает «черное» эпатажное кино, оскорбляющее и унижающее человека. При этом, как правило, сами эти люди выросли в прекрасных условиях, в чудных квартирах, никогда не испытывали никакой нужды. Никто из них не сидел в тюрьме, не рос в детдоме, никто не торговал в ларьке. Это люди, у которых всегда были сухие ноги, свежая рубашка и хороший завтрак. И вдруг – такое желание показать свою страну как можно страшнее, унизительнее.
Почему? Ради чего? С какой такой высокой целью?
Притом что я вовсе не против того, чтобы все (даже самые неприглядные, уродливые) стороны жизни народа были поводом для разговора художника со зрителем. Но важно, чтобы те, кто об этом народе говорит, его любили, ему сострадали, хотели помочь, – хотя бы потому, что сами они из этого народа, из этой страны. (I, 92)
(2005)
Художник и власть должны объединить усилия, чтобы сохранить культурное наследие России.
Охрана памятников и сохранение культурного наследия России – тема архиважная и чрезвычайно актуальная сегодня. Ведь если что-то и осталось ценного сегодня в нашем государстве, то это прежде всего великая культура, которую надо сохранить во что бы то ни стало.
И для этого надо объединить усилия и общества, и государства. (IX, 2)
ВЛЮБЛЕННОСТИ
(2007)
Интервьюер: Помните, когда впервые влюбились?
С точкой отсчета есть проблемы, поскольку влечение к противоположному полу испытал рано и какие-то детали из серии: «Кто? Где? Когда?» вряд ли вспомню.
Что-то более или менее серьезное возникло, наверное, лет в двенадцать.
Надо сказать, «первый раз в первый класс» я не пошел, поскольку рос на даче на Николиной Горе, откуда выбираться каждый день на занятия в Москву было нереально, на дорогу уходило бы полдня. Поэтому поначалу я брал частные уроки у местной учительницы, ходил к ней на дом. Когда все же переехал к родителям, попал в школу для мальчиков.
Где она находилась?
Возле американского посольства на улице Чайковского, ныне – Новинский бульвар.
В ту пору еще практиковалось раздельное обучение, только в четвертом классе нас объединили с девочками, и это стало настоящим откровением, шоком. Не верилось, что будем сидеть за одними партами, вместе ходить по коридорам… Мы разглядывали их, они – нас. Тогда и появились первые влюбленности, еще лишенные каких-либо эротических признаков или намеков. Объекты увлечения менялись, но оставалось терпкое ощущение соперничества, борьбы за внимание дамы сердца. Осязаемые привязанности возникли позже, года через три. Правда, в тот момент меня уже тянуло к девушкам постарше. Был влюблен во внучку легендарного героя Гражданской войны Щорса. Она опережала меня на пару классов… (II, 57)
ВОЗРАСТ
(2000)
Интервьюер: Женщине столько лет, на сколько она выглядит. Как определить реальный возраст мужчины?
Единственное ощущение возраста для меня в том, что все меньше становится людей, которые могут сказать мне «ты», и совсем почти не осталось тех, кто может сказать: «Когда ты был маленьким».
Очень люблю в «Луна-парк» ходить с младшей дочерью Надей. Иногда кажется, что мне это доставляет большее удовольствие, чем ей. (III, 6)