– Хотела знать, есть ли что-нибудь такое, что позволило бы ей откупиться от тебя за очерк о Касси Кохран.
– Откупиться? Хочешь сказать, дать мне взятку?
Он промолчал, и я истолковала его молчание как «да».
– Почему?
Спенсер огляделся, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.
– В одном из твоих интервью, а она не сказала с кем, ты дала ясно понять, что у тебя есть что-то, что может сильно навредить Касси.
– И?…
– И Джессика говорит, что от этого пострадают и другие люди.
– А она не сказала, чего боится?
– Нет. – Он придвинулся ко мне, и я позволила ему это. – Я сказал ей, что ты совсем не такая, что ты никогда не возьмешься за грязную работу.
– И что она ответила?
– Сказала, чтобы я принял во внимание женщину, заказавшую этот очерк. Она считает, что Верити хочет видеть Касси поверженной.
– Верити? – удивилась я.
– Вернее, ее муж Корбетт.
– Зачем ему повергать Касси?
– Потому что до мозга костей он ненавидит Джексона Даренбрука.
Прижавшись затылком к стене, я посмотрела на небо. Внезапно мне стало ясно. Очерк поручили мне, потому что Верити хотела дать «возможность, выпадающую раз в жизни», новичку, не живущему в городе и не имеющему связей с Касси Кохран. Человеку, который пойдет на все, лишь бы сделать себе имя. Конечно, Джексона Даренбрука ничем не удивишь, потому что о нем уже писали столько гадостей, что он перестал обращать внимание на прессу. А Касси – совсем другое дело. И ее публичное разоблачение больно его заденет. Он будет потрясен, если Касси не рассказала ему о своей любовной связи.
Безымянный проинтервьюированный – это, вне всякого сомнения, Александра. Джессика Райт – ее лучшая подруга, Именно Александра послала Джессику узнать, есть ли что-нибудь такое, что они могут предложить мне, чтобы не допустить публикации.
– Салли?
Наклонившись, Спенсер поцеловал меня в губы.
– Спасибо, – сказала я и поцеловала его в щеку. Затем отстранившись, порылась в сумке и вытащила из нее сотовый.
– Что ты делаешь?
– Держись, – сказала я, ища домашний телефон Касси. Я набрала ее номер, отчаянно надеясь, что она снимет трубку. Услышав ее голос, я испытала огромное облегчение от везения. – Касси, это Салли Харрингтон. Простите, что снова беспокою, но для меня очень важно увидеться с вами сегодня. Прямо сейчас.
– Салли, сейчас не могу, – ответила она.
– Должны смочь. Клянусь Богом, это очень важно. Речь идет о вашей личной жизни.
Молчание.
– Относительно одной связи, которую вы имели в прошлом.
– Хорошо, – наконец согласилась она. – Постараюсь все устроить. Приезжайте ко мне. Прямо сейчас. Угол Риверсайд-драйв и Пятьдесят восьмой улицы, дом сто шестьдесят два Я предупрежу консьержа, чтобы пропустил вас.
Сложив телефон, я убрала его вместе с записной книжкой в сумку.
– Поймай мне такси.
– Да, конечно. – Спенсер свернул за угол и поднял руку. – Хочешь, чтобы я поехал с тобой?
– Нет. Прежде чем ехать к Касси, я должна заехать в гостиницу. Я позвоню тебе, как только освобожусь.
– Обещаешь?
– Да.
Подъехало такси, и Спенсер открыл для меня дверцу.
Я уже поняла, что ничего хорошего меня не ждет. Пока ехала на другом такси от гостиницы до Риверсайд-драйв, пыталась держать под контролем закипавший во мне гнев. Меня захлестывало чувство мести.
Задушила бы Верити.
Она выбрала меня из сотен других журналистов яо двум простым причинам: мои никому не известные статьи и безвестная карьера. Она полагала, что меня это угнетало и побуждало без оглядки стремиться к славе.
Консьерж назвал меня по имени и проводил до лифта. Я поднялась на верхний этаж, и хотя здесь было четыре двери, только одна из них ясно указывала, к какой подойти. Целый этаж, вспомнила я из рассказа Генри, стал пентхаусом семьи Кохран – Даренбрук. Однако, когда я позвонила в эту дверь, за моей спиной открылась другая, и на пороге появилась Касси.
Она отступила, приглашая меня войти. Мы стояли в холле, от пола до потолка уставленном книжными полками. На Касси черное шелковое платье, туфли на высоких каблуках и нитка жемчуга.
– Можем пройти сюда, – сказала она спокойным голосом, указывая на гостиную.
Она усадила меня перед огромным окном с прекрасным видом на Риверсайд-парк и реку Гудзон. Я сидела, утопая в подушках. Она села на краешек стула, скрестив ноги и смиренно положив руки на колени. Когда золотой браслет звякнул у нее на запястье, я поняла, что она нервничает и изо всех сил пытается контролировать себя.
– Ну? – вступила она.