Таково свойство христианской религии вообще, и так поступают люди, исповедующие христианство.
Но не то с церковью. Церковь, признавая себя единственной хранительницей полной, божеской, вечной, неизменной на все времена, открытой людям самим Богом истины, не может не смотреть на всякое -- иначе, чем как в ее догматах выраженное, -- религиозное учение, как на лживое, зловредное (или даже злонамеренное, когда оно исходит от знающих положения церкви), -учение, влекущее людей в вечную погибель. И потому, по самому определению своему, церковь не может быть веротерпима и не употреблять против всех исповедников и проповедников несогласных с собою вероучений всех тех средств, которые она считает согласными с своим учением.
Так что христианская религия и христианская церковь суть понятия совершенно различные. Правда, всякая церковь утверждает, что она есть единственная представительница христианства, но христианская религия, т.е. исповедники свободной христианской религии, никак не признают того, чтобы церковь была представительницей христианства. Исповедники христианской религии даже и не могли бы этого сделать, так как церквей много, и каждая считает себя единственной носительницей всей божеской истинны.
Вот это-то смешение двух различных понятий, постоянно для различных целей употребляемое церковниками, и делает то, что все рассуждения их о желательности веротерпимости для церкви, страдают общей им всем неясностью, напыщенностью, недосказанностью и потому полной неубедительностью.
Таковы все рассуждения об этом у нас в России Хомяковых, Самариных, Аксаковых и др., и тем же страдает речь г-на Стаховича. Все это есть не только пустая, но и вредная болтовня, напускающая вновь ладанного дыма в глаза тем, которые начинают освобождаться от обмана.
IV
Так что на вопрос о том, каким образом церковь, определяющая себя обществом людей, имеющих целью проповедание истины, и не имеющая и не могущая иметь никаких орудий насилия, может, однако, употреблять насилие против несогласных с нею вероучений, -- только один тот ответ, что учреждение, называющая себя христианской церковью, не есть христианское учреждение, а мирское учреждение, несогласное с христианством и скорее враждебное ему.
Когда мне в первый раз пришла эта мысль, я не поверил ей, так как твердо с детства внушено всем нам благоговение к святости церкви. Я думал сначала, что это парадокс и что в таком определении церкви есть какая-нибудь ошибка. Но чем дальше с разных сторон я рассматривал этот вопрос, тем несомненнее становилось мне, что определение церкви учреждением не христианским, но враждебным христианству, есть определение совершенно точное и такое, без которого невозможно объяснить себе все те противоречия, которые заключены в прошедшей и настоящей деятельности церкви.
В самом деле, что такое церковь? Исповедники церкви говорят, что это есть установленное Христом общество, которому вручено исключительное хранение и проповедание несомненной божеской истины, засвидетельствованной сошествием на членов церкви святого духа, и что это свидетельство святого духа передается от поколения к поколению рукоположением, установленным Христом. Но стоит только внимательно рассмотреть те данные, которыми это доказывается, для того, чтобы убедиться, что все эти утверждения совершенно произвольны. Те два текста того писания, которое церковью считается священным, на которых опираются доказательства установления церкви самим Христом, не имеют совершенно того значения, которое приписывается им, и ни в каком случае не могут означать установления церкви, так как самое понятие церкви во время написания Евангелий, а тем более во время Христа, вовсе не существовало. Третий же текст, на котором основывают исключительное право церкви преподавать божескую истину, ! заключительные стихи Евангелий Марка и Матфея, всеми исследователями Священного писания признается подложным. Еще менее может быть доказано то, что сошествие языков огненных, сошедших на головы учеников и виденное только учениками, означает то, что все, что сказано будет не только этими учениками, но и всеми теми, на кого эти ученики наложат руки, будет сказано Богом, т.е. святым духом, и потому всегда несомненно истинно.
Главное же то, что если бы все это и было доказано (что совершенно невозможно), то нет никакой возможности доказать того, что этот дар непогрешимости живет именно в той церкви, которая утверждает это про себя. Затруднение главное и неразрешимое в том, что церковь не одна и что каждая церковь утверждает про себя, что она одна в истине, а другие все во лжи. Так что собственно утверждение всякой церкви о том, что она одна в истине, имеет ровно столько же веса, как и утверждение всякого человека, говорящего: "Ей-Богу, я прав, а не правы все несогласные со мною".
"Ей-Богу, мы одни составляем истинную церковь" -- в этом и только в этом заключаются все доказательства непогрешимости всякой церкви. Такая основа, и очень шаткая, и лживая, имеет еще тот недостаток, что, исключая всякую поверку всего того, что проповедует признающая себя непогрешимою церковь, она открывает безграничное поле всяких самых странных фантазий, выдаваемых за истину. Когда же неразумные и фантастические утверждения выдаются за истину, то, естественно, являются люди, протестующие против таких утверждений. Для принуждения же людей верить в неразумные и фантастические утверждения есть только одно средство -- насилие.
Весь Никейский символ есть сплетение неразумных и фантастических утверждений, которые могли возникнуть только у людей, признающих себя непогрешимыми, и могли распространяться только насилием.
Бог-отец родил прежде всякого времени сына-Бога, от которого произошло все. Сын этот послан в мир для спасения людей и там вновь родился от девы и распят, и воскрес, и вознесся на небеса, где и сидит одесную отца. В конце же мира сын этот опять придет судить живых и мертвых, -- и все это есть несомненная, открытая самим Богом истина.