— А что ж ты с Алтая не уехал куда-нибудь, скажем, в южные области? Виноград бы сажал да вино давил… — ни с того ни с сего задал вдруг Каратаев вопрос агроному.
Я знал, что Леонов был до этого начальником районного производственного управления где-то на Алтае, но то ли работа ему не нравилась, то ли не сработался с кем-то и попросил освободить его от должности. Ну что ж, бывает и так. Мог ехать Леонов, агроном по специальности, куда угодно, а остался в Сибири.
— Да она, проклятая, зовет же… — улыбнулся Леонов.
— Зовет, проклятая, — усмехнулся и Каратаев. И мне стало ясно, что Георгий Васильевич все-таки расслышал мой вчерашний вопрос.
— Чем же зовет-то?
— А кукушки здесь жалостливее плачут. Ветер вкуснее пахнет. Мало ли чем… — ответил Каратаев. — Уедешь даже в отпуск — так дни считаешь.
Ветер нес запахи, обычные для осенних полей, — размолоченной соломы, старого уже березового листа, сгоревшего бензина и солярки. И все же пахло еще чем-то древним и свежим, как сама земля. Может, это солнечные лучи растворяли кромки облаков, в которых перемешались запахи всех сибирских рек и озер, трав и лесов, гор и степей, да бесшумно проливали их вниз, на землю.
— Значит, семьдесят шесть? — опять проговорил секретарь райкома. — У меня — шестьдесят три… Но даже если по пятьдесят, по сорок, по тридцать шесть, наконец, будет в колосе зерен, это что же получится? По тридцать пять, по сорок, по пятьдесят центнеров зерна с гектара! Вот добьемся такой урожайности по всей Сибири — и можно, куда ни шло, уехать. А?
— Да, хорошо бы… — протянул Леонов. — Я имею в виду не уехать, а хотя бы по тридцать пять-то на круг. Только тогда уж и вовсе разве уедешь…
Эта чудо-пшеница называется «новосибирская-67». Как сорт она еще не существует, с ней работают пока ученые Новосибирской опытной станции, в прошлом году передали несколько центнеров семян этой пшеницы совхозу для испытаний в производственных условиях.
— Что-то она покажет на будущий год? — говорит Каратаев. — Как будет вести себя? Сорт обещает быть вроде этак среднеспелым. В общем, для нашего климата подходит. Конечно, каковы еще ее мукомольные, хлебопекарные качества? Интересно, очень интересно…
Где-то в году, может быть, 1962-м или 1964-м на сцене новосибирского театра «Красный факел» выступал народный театр Мошковского Дома культуры. Он показывал пьесу «Люди, которых я видел». Одну из главных ролей исполнял Георгий Васильевич Каратаев.
Мы долго вспоминали, кем тогда работал Каратаев: то ли секретарем райкома партии, то ли секретарем парткома совхоза.
— Наверное, в райкоме партии, — смеется Каратаев. — Помню только, что возникла идея о создании народного театра, а актеров нет… Кто стесняется, кто не решается. Да как же так, думаю? Да я сам пример покажу! Собрал учителей, врачей, агрономов. Распределили роли…
— Помню, спектакль ваш прошел успешно.
— Ну, это потому, что герои пьесы были настоящие советские люди, попавшие в беду, а зрители им сочувствовали.
— Кажется, среди героев пьесы есть и сибиряки?
— Не помню сейчас… Да что герои литературного произведения! Посмотри, поговори с настоящими, живыми героями, — с неподдельным волнением проговорил Георгий Васильевич. — Вот хотя бы с семьей механизаторов Папушиных. О них недавно областная газета писала. Или комбайнеры Елфимов, Жданов, Андрей Болгов. С такими людьми мы любой, самый трудный хлеб уберем!
Вдруг Каратаев остановился, задумался на несколько секунд.
— Интересные вещи происходят. И очень, знаешь, поучительные, дающие, во всяком случае, пищу для размышлений. Вот в совхозе «Раздольный». Комбайнер Владимир Касьянов никогда не был в передовиках. А нынче взялся! Скосил уже хлеба с 270 гектаров. 270 — вроде немного. Но какого трудного хлеба! День и ночь на полосе. Или Михаил Чунихин. Взял обязательство намолотить 8 тысяч центнеров. Это не шутка.
— Чем же ты это объясняешь?
— Ответственностью, — сказал Каратаев твердо.
Значит, подумалось мне, я был прав в своих ощущениях, когда вчера в слове секретаря райкома «начинай», в одном только этом слове, в тоне, каким оно было произнесено, явственно уловил это чувство ответственности, великой и до конца осознанной ответственности человека за урожай.
— Да, ответственностью, — еще раз повторил Каратаев. — Конечно, мы всячески заинтересовываем людей материально. Но главное сейчас для людей не высокий заработок, не премии. Очень повысилось у всех чувство ответственности за дела страны. Все более по-государственному стали простые сельские люди подходить ко всем событиям, ко всем делам.