Но это не героиня — это сама Россия. Вот она позволила себя полюбить и отказала, исчезла из этого мира, и некому жаловаться.
Всякая трагедия познаётся через деталь. Детали всегда более эмоциональны, чем пейзажи. Это понимал ещё Дмитрий Карамазов. Он навсегда запомнил изгибчик — и шёл этим изгибчиком к гибели.
Среди памятных примет прошлого Бунин перечисляет еду и запахи, но сильнее всего — загадочные звуки.
Консервированная Россия потрескивает, как тающая льдинка.
Это звук молоточков, упоминающихся в «Чистом понедельнике», молоточков калорифера. Они тревожно стучат где-то в стене, когда женщина приводит мужчину в свою квартиру. Это дом Перцова, напротив ещё существующего храма Христа Спасителя, или — сейчас он по-прежнему напротив храма, уже вновь существующего.
Вообще, московская топография в рассказе удивительно точна и полна существующими, а больше — исчезнувшими к моменту написания зданиями. «Чистый понедельник» — своего рода энциклопедия исчезнувшей России, торопливое перечисление быта, людей — выдуманных и реально существующих, снова быта, мебели — диванов и стульев, домов, церквей, запахов, звуков.
Постукивание калориферов — как раз звук ушедшей эпохи. Хотя точно так же они стучат в международном вагоне у Пильняка, году в двадцать втором, уже после революции.
Читателю уже непонятно, что это за молоточки. Он представляет их себе также невнятно, как амосовские печи — что-то такое, в форме змеи.
Ему кажется, что это какая-то особая деталь, клапан. Но никакого клапана нет — это обычная батарея или короб с горячим воздухом. Видал я дровяные калориферы, калориферы газовые и калориферы водяные. Видал также я и калориферы электрические, а молоточков в них не видал вовсе. Это просто метафора, которая «что-то постукивало, будто маленький молоточек»[72].
Тот же молоточек звучит и у Пильняка: «Поезд передавался в Вержболово, в Литву, трегер принёс билеты, метр-д'отель из ресторана-вагона пригласил обедать. За столом подали виски. К вечеру солнце затянуло облаками, в купэ помутнело, на столе стояла бутыль коньяку, снег встречался всё чаще, поезд шёл лесами, — проводник распорядился затопить печи, застукал молоточек калорифера, вспыхнуло электричество, стало тепло. Метр-д'отель пригласил к чаю. — День прошёл»[73].
Впрочем, у одного из авторов давнего эмигрантского сборника «…в каюте постукивает калорифер, под карминовым абажуром горит лампочка»[74].
Понятно, что отопление в доме Перцова на Соймоновском проезде и в международном вагоне разное. Писателям не нужно было сообщать, что имеется в виду — паровой калорифер или воздушный. Потрескивание, стук — не движение механизма, а реакция на нагрев или остывание. В записках Московского отделения Императорского русского технического общества говорится: «Нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что в калориферах парового отопления происходит постоянный шум, не только от движения конденсационной воды, но и от изменения температуры паровых труб. Обладая малой теплоёмкостью, трубы эти весьма чувствительны к понижениям и повышениям температуры и когда это происходит, так тотчас же начинаются звуки, довольно резкие, что производит весьма неприятное впечатление. При центральных калориферах явление это особенно заметно в сильные морозы. При отоплении гретым воздухом калориферы должны быть совершенно беззвучны, так как всякий шум и звук тотчас же передается, почти с полной силой, во все отапливаемыя им помещения…Во всяком случае нельзя не указать на то обстоятельство, что трубчатые центральные калориферы водяной системы не лишены, хотя в меньшей степени, того же недостатка, который имеют и такие же калориферы паровой системы, то есть они не совершенно беззвучны и при изменениях температуры тоже издают звуки»[75].
Звук калорифера, стук и стон нагревающихся или остывающих частей — символ непрочности всего, что есть в консервированной России. Он разносится тревожно, фирсовым страхом, как перед волей.
72
Березин В. Консервированная Россия. К пятидесятилетию со дня смерти Бунина //Книжное обозрение, 2003, 5 ноября.
73
Пильняк Б. Третья столица // Собрание сочинений в 6 т. Т. 2. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2003. С. 256.
74
Аверченко А. Появление зайчика // Ковчег. Сборник Союза русских писателей в Чехословакии. — Прага: Пламя, 1926. С. 123.
75
Записки Московскаго отдѣленія Императорскаго русскаго техническаго общества. — М. 1887. С. 23.