И уже есть такие романы, что описывают этот мир не в рамках авантюрно-любовного сюжета, а дотошно, и с некоторой тревогой.
Но предсказания (слово «прогнозы» просто придаёт речи необоснованную научность, да и слово «предсказания» не совсем точно — вот если бы пророки честно лили кофейную гущу, разбрасывали зёрна и тупо глядели в неаппетитные внутренности животных — тогда это бы создавало правильное ощущение необязательности), бывают двух типов: о техническом прогрессе и о социальном состоянии общества.
И вот тут срабатывает главная функция фантастики — не прогностическая, а эмоциональная. Что будет с человеком в новом мире. Как он поведёт себя при новых опасностях, что случится с людьми, если их решить чего-то привычного?
Такое фантастике удаётся вполне — и реальность заимствует у литературы даже названия: исследователи в Чернобыльской зоне тут же получили прозвище «сталкеры», позаимствованное у братьев Стругацких. А вот в рассказе Ильи Варшавского «Любовь и время», написанном в 1969 году, есть такой пассаж: «Понимаете ли, я живу в такое время, когда библиотек уже нет, одна машинная память. Это, конечно, гораздо удобнее, но если нужно откопать что-нибудь древнее, начинаются всякие казусы. Я запрашиваю о Пастернаке, а мне выдают какую-то чушь про укроп, сельдерей, словом, полный набор для супа, С Блоком ещё хуже. Миллионы всяких схем электронных блоков»[30] — это давно рабочий момент любой поисковой машины в Сети.
Комичны фантастические книги столетней давности (причём многие из них имеют иллюстрации, на которых франты в цилиндрах и барышни в кринолинах садятся в разного типа дирижабли). Мода, кстати, не угадывается никогда — ни писателями, ни кинематографистами. Но и в шестидесятые годы прошлого века по страницам романов в отдалённые уголки нашей Галактики летели стремительные звездолёты, чтобы доставить на исследовательские станции свежие газеты и письма родных.
В одном романе робот приехал в сад звать героя к телефону, зазвонившему в доме — понятно, что никто не мог помыслить о мобильной связи — таков результат обыденного мышления.
Большая часть совпадений описанного в фантастических романах, и произошедшего потом случайна. Примерно так же, как и удивление читателя, который держал в руках книгу всё тех же братьев Стругацких, изданную в 1961 году, с упоминанием «кодирования мозга по методу Каспаро-Карпова», спустя много лет, в тот момент, когда разворачивалась битва двух шахматных титанов.
Но очень часто фантаст, почуяв общественный спрос на будущее, начинает пророчествовать. Тогда он ничем не отличается от шоумена.
Правила этой стратегии просты. Они описываются двумя историями: одна рассказывает про отшельника, к которому ходили, чтобы узнать, кто родится в семье. У одних предсказание сбывалось, другие внезапно обнаруживали дефект слуха. Всё дело было в том, что отшельник показывал недовольным книгу записей, где те находили запись, прямо противоположную случившемуся.
Понятно, что хитрец и писал всё наоборот — понимая, если всё сбудется, никто не прибежит ругаться, а остальных убедит запись.
Вторая история более поэтическая, и она взята из книги Соловьёва о Ходже Насреддине: «Будущее, всегда одетое для нас в покровы непроницаемой тайны, — здесь, на мосту, представало взгляду совсем обнажённым; не было такого уголка в его самых сокровенных глубинах, куда бы не проникали пытливые взоры отважных гадальщиков. Судьба, которую мы называем могучей, неотвратимой, непреодолимой, — здесь, на мосту, имела самый жалкий вид и ежедневно подвергалась неслыханным истязаниям; справедливо будет сказать, что здесь она была не полновластной царицей, а несчастной жертвой в руках жестоких допрашивателей, во главе с костлявым стариком-обладателем черепа.
— Буду ли я счастлива в своём новом браке? — трепетно спрашивала какая-нибудь почтенных лет вдова и замирала в ожидании ответа.
— Да, будешь счастлива, если на рассвете не влетит в твоё окно чёрный орёл, — гласил ответ гадальщика. — Остерегайся также посуды, осквернённой мышами, никогда не пей и не ешь из неё.
И вдова удалялась, полная смутного страха перед чёрным орлом, тягостно поразившим её воображение, и вовсе не думая о каких-то презренных мышах; между тем в них-то именно и крылась угроза её семейному благополучию, что с готовностью растолковал бы ей гадальщик, если бы она пришла к нему с жалобами на неправильность его предсказаний.
— Один самаркандец предлагает мне восемнадцать кип шерсти. Будет ли выгодной для меня эта сделка? — спрашивал купец.
30
Варшавский И. Любовь и время // Лавка сновидений: Фантастические повести и рассказы. — Л.: Художественная литература (Ленинградское отделение), 1970, с. 207.