Кстати, у писателя Тендрякова в его романе о художниках «Свидание с Нефертити» есть место, где один из героев даёт пощёчину: «Вячеслав дернулся, никто не успел сообразить, — раздался мокрый звук пощечины. У Слободко на помидорно-спелом лице льдисто плавились выкаченные глаза. Вячеслав с брезгливостью вытирал о грудь пиджака ладонь»[17].
Надо сказать, что пощёчина — это крайний ход. Так-то в лицо бросали колкие слова или, уж если совсем невмоготу, перчатки. Пощёчина — это особый жест, который не предусматривает симметричного ответа. Нет, иногда пощёчины давали как раз, когда дуэль была нежелательна одной из сторон, но после такого оскорбления — неотвратима.
Дуэльный кодекс Дурасова разделял оскорбления на три степени, причём третья, самая тяжёлая, была связана именно с «оскорблением действием», причём «При оскорблении действием прикосновение равносильно удару. Степень тяжести оскорбления не зависит от силы удара».
И «Бросание предмета в оскорбленное лицо равносильно оскорблению действием, независимо от результатов, если была фактическая возможность оскорбителю попасть в оскорбляемое лицо», «Устное заявление о нанесении оскорбления действием, заменяющее фактическое, есть оскорбление третьей степени», «Если в ответ на оскорбление действием оскорбленный нанесет также оскорбителю оскорбление действием, то это отнюдь не может считаться удовлетворением и оскорбленным остается получивший оскорбление первым»[18].
Дуэль между не-дворянами невозможна, точно так же, как она невозможна между неравными — между подчинённым и начальником, генералом и лейтенантом, между барином и кучером. Люди, воспитанные внутри дворянских сословных правил, с некоторой оторопью смотрели на мещанскую волну подражания. В том числе и дуэлям. Никакой идеи чести у подлых сословий быть не могло, потому что у них не было чести. С некоторой натяжкой можно говорить о военнослужащих — отказавшихся драться вынуждали уйти из полка. Отсутствие чести делало невыполнимым массу обрядов вплоть до выражения «Честь имею». В Советской армии суды чести продержались куда дольше, чем их штатские аналоги, возникшие во время борьбы с космополитизмом.
Самое интересное началось потом, и тут мы снова возвращаемся к пощёчинам.
Точно так же, как ритуал отдания чести, возник ритуал отдания пощёчины. Но если раньше это было стартом совершенно других, дуэльных отношений, то теперь пощёчиной всё заканчивалось.
Во-первых, страна была разоружена, и было довольно затруднительно найти не только огнестрельное оружие для поединка, но и какую-нибудь шашку. Люди, даже державшие оружие в руках интуитивно понимали, что современная пощёчина похожа на диплодока, которому откусили голову, но он пока не знает об этом и продолжает двигаться, как ни в чём не бывало — за счёт работы спинного мозга.
Кстати, набухающую, как гроза драку, хорошо описал Михаил Анчаров в повести "Теория невероятности:
«— Ещё два таких разговора… — сказал Митя.
— Ну и что? — спросил я. — Мне надоело.
— Будьте покойником, — сказал он и стиснул челюсти. — В самом прямом смысле.
Все притихли. Всё-таки метр девяносто.
— Ба!.. — сказал я и хлопнул себя по лбу. — Теперь я догадался! Когда я шёл сюда, я видел десятки трупов! Значит, это ваша работа? Убитые валяются там и сям…
Он ничего не ответил, только закурил многозначительно и, многозначительно сощурившись, стал многозначительно пускать кольца к потолку.
Я стал его передразнивать, повторяя его действия. Все глядели на него с испугом, но я стал повторять его действия. Мне надоел этот Митя. Мне надоело, что его команда молчит. Он всегда подбирал себе каких-то бессловесных.
— …Н-ну?… — сказал он, пуская колечки. — Итак?… Что вы обо мне думаете?… Скажите прямо.
— Я думаю, — сказал я, пуская колечки, — что многозначительность — это стартовая площадка кретина.
Не глядя на меня, он стал гасить сигарету.
— Вы закончили ваше последнее слово? — спросил он.
— Кстати, — сказал я. — Уточним детали. Вы с детства росли на высокооплачиваемых кормах. Я не так одарен физически, поэтому прибегаю к тяжелым предметам.
— Это всё?… — спросил он и медленно встал. — Уберите женщин.
Его команда, наконец, загалдела.
— Не все, — сказал я. — Я презираю салонный мордобой.
Он двинулся ко мне. Панфилов взял две пустые бутылки и о край стола отбил донышки.
— Дуэли не будет, — сказал Панфилов. — Уцелевших арестуют.