Во-вторых, это портрет вождя, написанный самим стареющим вождём. Это такое условное евангелие от НБП (партии запрещенной на территории РФ), сочинённое в 2019 году о событиях двадцатилетней давности. Персонаж, не то чтобы очень юный, рассказывает, как увлёкся идеями вождя, о том, как на окраину страны приехал сам вождь, собираясь перейти границу и воевать в Северном Казахстане за права русского (русскоязычного) населения. История эта известна, про неё много писали в газетах. В 2001 году Лимонова и его товарищей арестовали, долго шло следствие, в результате чего на 15 апреля 2003 суд приговорил вождя к четырём годам за организацию незаконного приобретения оружия и боеприпасов. Остальные получили по три с половиной, два с половиной и подобные этим сроки. Обвинения в заговоре и свержении власти с них были сняты, Лимонова, отбывшего в заключении более половины срока, выпустили через полтора месяца колонии, и дело это, казалось, стало покрываться патиной времени. Нет, и годы спустя Лимонов в своих колонках писал про угнетение русских в Северном Казахстане, но эти проблемы заслонили другие события, а тут целая книга про путешествие в горный Алтай.
Но эта книга не про эту этническую историю по ту сторону границы, а про быт бесцельного подполья. И, вольно или невольно, точно передающая антиромантическую эстетику революции. Вот в Барнауле собираются люди, вот они отправляются в горы, вот всё неловко, и читатель понимает, что герои давно под колпаком спецслужб. Шесть купленных автоматов Калашникова перехвачены, и они бессмысленны, как меч Симона-Петра, который отрубает в момент ареста первосвященническому рабу ухо.
Но вождю (или Спасителю) нельзя получать четыре года и выходить по УДО. Поэтому в романе арестованных сперва допрашивают прямо на месте, а потом двух из них — вождя и самого ближнего апостола выдают Казахстанской службе госбезопасности. «Сгинули, зловеще пропали без вести, без сомнения, мертвы давным-давно Вождь и Андрюха Серебренников, а то бы мы уже получили свидетельства, что их видели в казахских или русских лагерях, но таких свидетельств у нас нет. Таким образом, для этих пятерых не распускаются каждую весну цветы и деревья.
Множество гипотез о смерти Вождя и Серебренникова с тех пор возникали. Самая распространённая — что их передали казахам из рук в руки где-то в отдалённом углу Горного Алтая, в месиве камней и растений. Как только отъехал русский автобус спецназа, казахи застрелили Вождя и его зама, и трупы столкнули в пропасть. Там трупы сделали неузнаваемыми стервятники, лисы, медведи, волки, дожди и снега»[327].
В-третьих, это хорошее упражнение в альтернативной истории.
Дело в том, что романы этого жанра построены на том, что малое возмущение исторического поля порождает удивительные по масштабам результаты. Наступи на какую-то историческую мину-бабочку, всё тут же пройдёт по-другому. Большевики не решаются перенести столицу в Москву и их сбрасывает в воду Финского залива армия Юденича, а Россией в наши дни правит Государь Николай V. Полуостров Крым оказывается островом и из-за этого на долгие годы там сохраняется Белая Россия. Вермахту хватает сил выйти на линию Архангельск — Астрахань, и… Таких конструкций много, и революции, по определению, для них хороший повод. Почему удаются одни, и не удаются другие — до сих пор совершенно непонятно, и ленинская формула работает вовсе не очевидно. Небольшая яхта, купленная за пятнадцать тысяч долларов, вязнет 2 декабря 1958 года в прибрежном мангровом болоте, а через месяц диктатор Батиста бежит из страны. Через восемь лет Че Гевара проводит почти год в Боливии, никакой революции нет, шахтёры лежат пьяные, и вот уже мёртвого вождя, отрубив руки для идентификации, хоронят в безымянной могиле. Рецепта нет, но в этой эстетике всегда есть мотив путешествия — движется ли вождь с соратниками по каменистой земле Иудеи, плывёт ли на «Гранме», скитается ли с отрядом по боливийским горам. Ну, или покинув столицы мира, отправляется на Алтай. Тут тонкость в том, что при каждом повторении теряется какой-то элемент серьёзности, и наружу лезет марксова фраза о возвращении трагедии в другом образе.