Звон не соврал: их новый член двора был еще совсем молодым, по-детски тощим, но при этом широкоплечим. Лун подумал, что он уже, наверное, вышел из подросткового возраста, хотя и совсем недавно. Его бронзовая кожа была чуть светлее, чем у большинства окрыленных Изумрудных Сумерек, волосы – золотисто-русые. Рядом с ним Лун чувствовал себя громадным и неуклюжим, словно в нем вдруг оказалось слишком много костей и торчали они не оттуда, откуда надо.
Лун спросил:
– Кто ты? – Молодой консорт лишь непонимающе уставился на него, и Лун пояснил: – Как тебя зовут?
– Э-э-э… – Юноша прокашлялся и выпалил: – Я – Уголек из Изумрудных Сумерек, из рода Бури и Пепла.
Лун спрашивал его имя, а не родословную, но консортов обычно представляли именно так. Наверное, Буря хотела польстить им, предложив консорта из собственного выводка, но до сих пор отношения с ее отпрысками у Луна как-то не задавались.
– Ты брат Золы?
– Нет, мы не… Ну, только наполовину… – Уголек резко вдохнул, будто собираясь с духом. – Пепел родился с больным сердцем, и наставники не могли его исцелить. Они сказали, что его детям болезнь не передастся, поэтому, когда он вырос, Буря сделала его своим вторым консортом, чтобы он мог продолжить род. Однако они успели родить лишь один выводок, а потом Пепла не стало. – Страшно смутившись, Уголек опустил глаза. – В выводке был только я и четверо воинов. Но мы все здоровые.
Лун потер глаза и негромко выругался. «Взрослый, здоровый, и детей уже делать может, но в душе еще птенец птенцом». Птенец, которого любили и баловали – ровно до тех пор, пока не оторвали от родных братьев и не отправили в чужой двор с ужасной репутацией. Лун, будучи в его возрасте, учился подолгу притворяться земным обитателем и постоянно рисковал жизнью. Или узнавал, что можно на время расположить к себе других, переспав с ними. А еще пытался смириться с тем, что нигде не будет в безопасности и кто угодно может ударить ему в спину.
Лун почувствовал себя невыносимо уставшим и сказал:
– Если не хочешь торчать здесь один, спустись по западной винтовой лестнице в самый низ, к приемному залу. Прямо под ним находится чертог учителей. У них там всегда есть еда, и они о тебе позаботятся. – Лун не сомневался, что учителя лишь раз посмотрят на Уголька, и тут же возьмут его под свое крыло. Ведь они позаботились даже о Луне, о диком, никому не нужном одиночке. Ему вдруг показалось, что с тех пор прошла целая вечность, а не чуть больше половины цикла.
Уголек поднял глаза, настороженно, но с надеждой. Лун отвернулся, больше не в силах этого вынести.
Он уже почти ушел, когда Уголек произнес:
– Вечер сказал мне, чтобы я тебя не боялся.
Лун замер. Он вдруг горько позавидовал Вечеру – ведь его положению при дворе ничто не угрожало, и он был окружен столькими выводками, что, наверное, не помнил, какие породил он, а какие нет. Лун сказал:
– Вечер меня не знает.
Чтобы не возвращаться в гостиную, он ушел из опочивален задними коридорами. Оказавшись в открытой галерее, что нависала над этажом королев и центральным колодцем, Лун переменился и спрыгнул вниз. Он расправил крылья, замедляя падение, и приземлился на пол приемного зала.
У фонтана, вокруг чаши-очага, сидели воины Бури и Зефиры. Они с настороженным любопытством смотрели на Луна. Тот, не обращая на них внимания, спустился по лестнице в чертог учителей. Там у очага сидели несколько арборов, но Лун, чтобы никто не успел с ним заговорить, быстро проскочил мимо них и спешно зашагал по коридору к яслям.
У входа, украшенного резными изображениями играющих малышей, он остановился и принял земной облик. Заставить себя переступить порог и войти оказалось очень трудно.
За дверью открывался низкий, но просторный и хорошо освещенный зал, к которому примыкал целый лабиринт комнатушек поменьше. То тут, то там били маленькие фонтаны, в которых можно было умываться и резвиться, но нельзя утонуть. Почти все птенцы и маленькие арборы еще спали, свернувшись в гнездышках из шкур и одеял на полу.
Кора, все еще растрепанная ото сна, шла по залу, неся в руках корзину. Заметив Луна, она замерла и уставилась на него.
– Ой, Лун. Я…
– Мне нужно увидеть королевских птенцов.
Она помедлила, но не стала спрашивать зачем. Видимо, за ночь все уже все узнали.
– Они спят, но… – Кора прикусила губу. – Да. Пойдем.