В «Трудовых резервах» выбрали капитаном, неплохо выступали в союзном ведомственном турнире. Раз в Орджоникидзе за первое место мальчишкам выдали по двадцать рублей – взял пару бутылок шампанского во двор и на оставшуюся десятку – маме фруктов.
Похоже, тогда (самому кажется, что куда раньше) его и наставили взрослые, холодное лето пятьдесят третьего, парни, уличные авторитеты. Дали ряд заповедей – может, больше, но столько запомнил: уважать друзей, росшего по полям мака не жрать, не обижать женщин и не связываться – тогда чудно было слушать – с замужними.
Ближе к выпуску его взяли на заметку «Динамо» и ЦСКА. Некстати подхватил ангину, решил залечить народным средством: зажег в газплите конфорку, наклонился – греть. А горло вдруг стало разбухать, пошел абцесс. Сам один дома, начал задыхаться. И тут стук в дверь, чисто ангел с небес – отвечавший за селекцию в ЦСКА Владимир Федотов. Как нашел только, в городишке их в нужный момент оказался? Оставил для матери записку, Пудышева в «Волгу» – и в Москву в госпиталь Бурденко. Там мальчишку сразу на стол, над гландами орудовать. Чуть отошел от наркоза, Федотов с подвисшим своим вопросом: «Ну так куда пойдешь, к нам или в «Динамо»? Юра просипел: «Я динамовцам обещал», – спаситель не стал настаивать.
В «Динамо» за дублеров отвечал Адамас Голодец, поторопился показать приобретение старшему. А у Бескова к новичкам один вопрос: за кого болеешь? Юра растерялся и назвал «Спартак», думал, по правде надо. «Ну и пошел отсюда!»
Адамас Соломонович простить не мог: кому нужна твоя правда!
Но утряслось, с Бесковым хорошо работали. Константин Иванович молодой был, ценил играющих, но после сезона-72 его сняли. В состав Пудышева ввел уже Качалин. Набежало с заменами в первый год 13 матчей, во второй – 20, а в семьдесят пятом, когда на мостик пришел Севидов, спалился Юрок на выполнении первой заповеди. Позвал друзей детства, прежнюю рвань, в «Метрополь» отметить первую полновесную зарплату, а там топтунов пруд пруди. Сан Саныч торопиться не стал, в состав поставил, а после поражения сказал: «Рановато тебе, Юра, по «Метрополям», посиди пока на банке».
Конкуренция в команде будь здоров, так весь год за дубль и ковырялся.
А ноги чешутся, хочется играть. И тут пришло предложение по динамовской линии:
– Поедешь в Минск?
– Поеду.
Севидов не возражал.
На его игре обратная сторона луны особенно не отражалась. У кого-то сбоила стабильность, полз вес – скользили по наклонной – а этому нипочем. Вагон здоровья при плеймейкерских возможностях и сумасшедшая жажда игры делали Пудышева ключевой фигурой на поле.
Глава 2. Седьмое Небо
В Минск Пудышев приехал в бытность Евгения Горянского. Команда подобралась что надо: Боговик, Курнев, Байдачный, начавший входить в сок Прокопенко... Из белокаменной по той же динамовской линии прислали еще одного непрохонже – пудышевского одногодка, нападающего Курненина. И пошли плестись кружева на манер спартаковских, турнирного результата, однако, не приносившие.
За пределами поля – тоже кружева, только другого толка. Руководство республики видело, что интеллигентски мягкий Горянский не удерживает в рукавицах удалой народ, и поставило над командой милицейского генерала.
Да разве за ними уследишь?
Лихому холостяку выдали ключи от однокомнатной служебки на Танковой – пустили лису в курятник. Город невест Минск устроил его на все сто. Немеблированную квартирку Пудышев оформил экстравагантно, дав вольную знакомой художнице на роспись стен и получив микеланджеловские сюжеты, сомнительные для нашего человека. «Как ты, советский офицер, можешь спать под крестом!» – распекал его шеф Белсовета «Динамо» и, не добившись раскаяния, сослал в общежитие. Но скоро понял, что было спокойнее, и вернул с ключами возможность готовиться к матчам по своим рецептам, для иных молодых противопоказанным и неподъемным.
На его игре эта обратная сторона луны особенно не отражалась. У кого-то сбоила стабильность, полз вес – скользили по наклонной, как талантливый сосланец из московского «Спартака» Игорь Григорьев, – а этому нипочем. Вагон здоровья при плеймейкерских возможностях и сумасшедшая жажда игры делали Пудышева ключевой фигурой на поле.
«Когда не катит, надо что-то делать: собраться, пивка попить или шампусика, поговорить душевно. Посидишь, сбросишь зажимы – а завтра, глядишь, масть пошла».
Случались и творческие удачи. Это с его легкой руки ресторан гостиницы «Минск» получил сначала народное, а уже и официальное название «Седьмое небо». Этаж шестой, а «небо» – седьмое: гениально ошибся в ориентации.