Филипп небрежно осмотрел свои ноги.
- Их сшили специально для меня. Но они мне не нравятся. Я отдам их Франсуа.
- Отдашь Франсуа? - запричитал дядя. - Это безнравственно! А кстати, где Франсуа?
- Он и Жак занимаются моим багажом. Моггат им помогает.
Филипп остановил Тома, который было направился к двери.
- Это лишнее! Не утруждай себя! Я уже распорядился по этому поводу, и милый Моггат все прекрасно понял и обо всем позаботится.
Том нехотя вернулся.
- Он непременно перепутает, Филипп! Ведь у тебя так много багажа!
- Как, разве мой багаж уже прибыл? - Филипп удивленно поднял брови, подошел к окну и внимательно посмотрел вниз. - Он же еще не прибыл.
- Н-но... как, разве еще что-то должно прибыть? - полюбопытствовал Том.
- Конечно! Основной багаж везут следом. Том в изнеможении присел на стул.
- Неужели это ты, который всего шесть месяцев назад считал себя вполне состоятельным, имея три камзола?
Филипп вернулся к камину и скорчил выразительную гримасу, обращенную куда-то вдаль.
- Ах, эти прошлые времена! С ними все покончено, навсегда!
Том бросил на него проницательный взгляд.
- Как все покончено? А Клеона?
- А-а! - Филипп заулыбался. - Это совсем другое дело. Я должен поблагодарить тебя за твое письмо. Том.
- Так ты вернулся из-за моего письма?
- Отчасти да. Она сейчас в Лондоне?
- У Салли Малмерсток. Ее тут уже приметили. Салли таскает ее с собой повсюду. У нее завелись поклонники. - Его глазки быстро заморгали.
- Ого!-сказал Филипп, наливая себе из графина, что стоял на маленьком столике, бокал бургундского. - Понятно. Значит, она на меня разозлилась, не так ли?
- Полагаю, что да. Саттерсвейт написал, что ты с Банкрофтом дрался на дуэли за честное имя какой-то французской девушки. Верно?
Филипп отхлебнул глоток вина.
- Чушь собачья! На самом деле мы дрались как раз из-за Клеоны.
- О-ля-ля! Ты ей, конечно, все расскажешь?
- И не подумаю.
Том недоуменно уставился на племянника.
- Я тебя не понимаю. Уж не задумал ли ты какую-нибудь хитрую игру, а, Филипп?
- Возможно. По правде говоря, не знаю! Я ей благодарен за уроки, но в то же время я оскорблен и зол! Наш маленький Филипп очень сердит, - добавил он по-французски. - Он все же постарается разобраться, любит она его или разукрашенную куклу. Может, это выглядит глупо, но что бы ты посоветовал мне?
- Значит, теперь ты считаешь себя разукрашенной куклой? - вежливо поинтересовался Том.
- А кем же еще?
- Вот те раз! - сказал Том и глубоко задумался.
- Я хочу, чтобы она любила меня, а не мои наряды, вздохи и комплименты. Разве это не понятно?
- Не совсем, - ответил Том. - Я разделяю твои чувства. Но что же тогда нам остается делать?
- Заняться моим багажом, - резюмировал Филипп, бросив беспокойный взгляд в сторону окна. - Я, кажется, слышу экипаж.
- Нет, это что-то другое. - Том прислушался.
В холле звонким эхом раздавались голоса. Филипп рассмеялся.
- Это, должно быть, Франсуа. Я полагаю, что Моггат ему явно не приглянулся.
- Клянусь всеми святыми, что Моггату тоже вряд ли кто придется по душе. А кто тот, другой?
- Это Жак, мой грум и мастер на все руки.
- Ну у тебя и свита!
- А как же иначе? - пожал плечами Филипп, усевшись рядом с дядей и вытянув ноги к огню.-Хей-хо! Не нравится мне эта погодка...
- Она никому не нравится. Что ты собираешься делать, раз уж вернулся?
- Кто знает? Отдам визит вежливости лондонскому обществу. Немного поразвлекаюсь... это уж обязательно! Куплю дом.
- Ты собираешься навестить Клеону?
В глазах Филиппа заплясали озорные искорки.
- Да, я непременно предстану перед Клеоной, именно таким, каким она хотела меня видеть: степенным, чванливым и самонадеянным хлыщом. Хотя, поверь мне, я вовсе не такой!
Том посмотрел на него.
- Пожалуй, ты прав: ты не медлительный.
- Так я им стану, - пообещал Филипп, - а также очень томным и печальным.
- Конечно, ведь это же модно. Но разве ты теперь это все приемлешь?
- Это меня мало вдохновляет. - Он перешел на французский: - Я маленький и неугомонный! Маленький Филипп с разбитым сердцем, но очень большой оригинал. Хи-хи, я должен тосковать по дому! Это неизбежно.
- Значит, Париж стал уже твоим домом? - удивился Том. - Тебе в самом деле нравятся эти французишки?
- Нравятся! А за что мне их не любить?
- Я-то думал, что как раз наоборот. У тебя там и друзья появились?
- К тому же в изобилии! И все стремятся прижать меня к своей груди.
- Не может быть! Кто же имеет честь быть в кругу твоих друзей?
- Сен-Дантен... Ты его знаешь?
- Встречался. Он высокий, темноволосый?
- Да. Поль де Вангрис, Жюль де Бержери, Анри де Шателен, о, долго перечислять! Они все так милы и очаровательны.
- А как же дамы?
- Тоже очаровательны. Ты когда-нибудь видел Клотильду де Шошерон или Жюли де Маршеран? Как нахлынут воспоминания... Я даже посвятил одной из них свою самую удачную поэму. Вы непременно ее как-нибудь услышите.
- Что посвятил? - переспросил Том, едва не свалившись со стула.
- Поэму! О жемчужине, трепещущей в ее ухе. Жаль, что ты это не видел.
- Поэму? Посвященную чему?
- Жемчужине, дорогой мой! Это был настоящий триумф.
- Пресвятые небеса! - выдавил из себя Том. - Поэма! Филипп - поэт! Черт меня побери!
- Мсье изволит обедать сегодня дома? - спросил Франсуа. Филипп сидел за туалетным столиком, очень занятый своим лицом. Он утвердительно кивнул.
- Дядя мсье, несомненно, получит приглашение?
- На карточную игру, - ответил Филипп, осторожными движениями разглаживая себе брови.
Франсуа прошествовал к гардеробу и распахнул дверцы. Держа указательный палец у носа, он размышлял вслух сам с собой.
- Голубое с серебром... несколько парадно. Оранжевый... неуместно. Пурпур... пурпур... посмотрим! Филипп достал румяна.
- Я думаю, серый, что надевал к де Флоберу в прошлом месяце.
Франсуа щелкнул себя по лбу.
- И правда! - Он даже удивился. - Ведь это именно то, что нужно!
Слуга нырнул в гардероб и вскоре появился с нужным одеянием, разложил его на. кровати, любовно разгладил складки и стряхнул воображаемую пыль, после чего заспешил к огромному сундуку, откуда извлек любимую манишку де Бержери: розовую с серебром и серебряные кружева. Затем он немного замялся.
- Чулки? Где у нас чулки с рисунком из колибри?.. Где же они?
Он полез в выдвижные ящики, переворачивая вверх дном аккуратные стопки чулок. Казалось, что бедняга просто обезумел! Он ринулся к двери с дикими воплями: - Жак! Где ты, плут черт тебя возьми!
На его душераздирающие крики появился испуганный долговязый Жак. Франсуа схватил его за руки и хорошенько встряхнул.
- Послушай, ты, обиженный Богом сын грязной жабы! - заревел он. - Где маленькая коробка, которую ты должен был беречь пуще жизни? Где она?
- Я же отдал ее тебе, - с досадой ответил Жак. - Прямо в руки, вот в эти самые руки, вот в этой самой комнате, вот у этой самой двери! Пропади я на этом самом месте!
- Какой будет от этого толк? Дурень! Я не видел никакой коробки. Ты забыл, что я тебе говорил еще в Дувре? Лучше тебе потерять голову, чем эту коробку? Его голос становился все громче, а тональность все выше. - Где же она теперь?!
- Я же говорю, что отдал ее тебе! У тебя в этой сумрачной стране мозги поехали. Я не выпускал эту коробку из рук, пока не отдал ее тебе!
- А я утверждаю, что не видел никакой коробки! Черт побери, что я, дурак, чтобы забыть такое? Что ты натворил! Ты потерял чулки мсье! Какой бестолковый болван, свинья, задница!
- О Боже! Что за ор? - Филипп бросил кисточку на стол и повернулся к спорящим. - Закройте дверь! Вы своим ревом и криками побеспокоите моего дядюшку в его собственном доме!
Франсуа развел руками.
- Простите, мсье! Но это все из-за этого осла, этого раззявы!
- Но, мсье, - запротестовал Жак, - это неправда, он лжет!