35
Одно и то же, одно и то же везде!—пробормотал, сердито кусая губы, Левшин. «До нас турок не дойдет». «К нам поляк не доберется». Дубовые головы!
По хуторам у старообрядцев прячется много беглых солдат. Присылавшиеся из города военные команды для ловли беглых уходят с пустыми руками, тяк как у беглых везде много «дружков». Расставляют по дорогам дозорных. Движение военных команд известно заранее. К тому же, случайно арестованные беглые обыкновенно откупаются. Земские ярыжки за полтину заведомых душегубов выпускают на волю.
Одно и тоже, одно и то же везде!
Торговые люди сильно-таки побаиваются беспорядков и потому зарывают самое ценное имущество в землю. Многие на всякий случай перебрались уже в Казань, полагают, что до Казани Пугачеву не добраться».
Одно и то же, одно и то же везде! Вместо того, чтобы тушить пожар, расползаются, как тараканы. О, господи!
Да неужто верят, что Пугачев — не Пугачев, не беглый казак Емельян, а воскресший Петр Федорович?
Больше дурака валяют. Да им что?! Сами же говорят: что ни поп, то и батька. Кто гривенником пожалует, тому и к ручке.
Вот, он их «пожалует»! — потягиваясь, вымолвил с дивана Лихачев.
Ну, а наши люди как? — осведомился Левшин.
Наши — в полном порядке, вашбродь». Вымуштрованы.» Там и держатся. Да им что?! От дому давно отбились, батек с матками, поди, и перезабыть успели. Мудрость военную вбили им в башки крепко. Опять же, разве работа им тяжела? На постое только и заботы, что девок портить. Побаловался с одною, на другую лезет...
Не шепчутся?
Этого не слыхать. Да я зорко слежу.»
Левшин выдвинул из стола ящик. Там лежали сто рублей, взятые им под расписку из конторы Курганова.
Вот тебе, Сорокин, пя'-ь рублевиков! — сунул он пять больших серебряных монет елизаветинской чеканки.
Покорно благодарим, васкородь... Премного довольны!—весело отозвался вахмистр.
Твоим трем подручным — раздашь по три рубля.
Слушаюсь!
Остальным по рублю. Да скажи: будут себя нести молодцами — в обиде не будут...
Сорокин сгреб деньги в появившийся откуда-то холстяной мешок и вышел, позвякивая шпорами.
Юрочка...
Но Лихачева уже не было. Покуда Левшин выдавал деньги своему вахмистру, молодой человек, услышавший легкое постукивание в уголок окна из сада, тихонько покинул столовую.
Эх! А ну его к черту! — вырвалось почти стоном в Левшина.— От судьбы не уйдешь!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В
этот час, далеко от Кургановки, где, запершись в угрюмой столовой флигеля, метался, как раненый зверь, ротмистр Левшин, теплая летняя ночь проплывала над сонным Финским заливом, над выросшим по воле могучего императора на плоском берегу моря крошечным городком, состоявшим тогда из дворца, облепивших дворец служб, казарм и нескольких десятков летних дворцов петербургской знати.
Сюда государыня-императрица Екатерина Алексеевна переехала с началом лета, чтобы подышать свежим морским воздухом, вдали и вместе так близко от шумной столицы, с которой городок связывался прекрасно устроенным и отлично содержимым трактиром.
Почти целый день царица проводила в пышно разросшихся за шестьдесят лет садах, созданных самим Петром, возле прославленных фонтанов, устроенных наподобие знаменитых версальских.