>| иинбург с подложным приказом о немедленном
l>I м|. Iнпении «золотого обоза», а по выходе обоза сопровождал его пять суток, покуда не подставил мятежников под удар дожидавшегося в заранее избранной местности у реки Шагалки генерала Обернибесова. Ночное нападение на стан мятежников оказалось весьма удачным. С незначительными потерями в людях и в конском составе Обернибесов завладел станом у Шагалки, освободил заложников, которых везли в Уфу и в Москву, в том числе бергмейстера Ульриха и пастора Винтергальтера, и уничтожил скопище пугачевцев, выполняя приказ не обременять себя пленными. Единственное исключение было сделано для главарей мятежников в количестве девяти человек, кои были привезены в Пермь, судимы военно-полевым судом и повешены. Среди них были один из старейших соратников самозванца Шелудяков, именовавший себя «адмиралом», и бывший истопник гранильной фабрики в Екатеринбурге Фрол Ипатьев, именовавший " себя «берг- мейстером» и директором монетного двора.
В это время я с моими главными силами прошел форсированным маршем к Екатеринбургу. Застигнуть врасплох гарнизон Екатеринбурга мне помешала одна из тех случайностей, кои трудно предусмотреть. Я говорю о непонятной измене и побеге дотоле доблестно и усердно выполнявшего свой долг гвардии сержанта из дворян Смоленской губернии Ивана Ракитина. Я был встречен артиллерийским огнем. Действиями артиллерии руководил пугачевский комендант Пороховщиков, закоренелый злодей, бежавший с каторги. Тут я в первый раз применил имевшиеся у меня в изобилии «шувалов- ки». Их несомненное преимущество перед тяжелыми и неповоротливыми пушками гарнизона сказалось прежде всего в том, что мы могли передвигать свои батареи с одной позиции на другую, едва неприятель успевал пристреляться, и тем избегали потерь. Появление высланных мной в обход города егерей на лыжах с несколькими «шуваловками», расположенными на простых деревенских розвальнях, вызвало в городе смятение. Тогда я пошел на приступ и ворвался в город
Мною была обещана награда в три тысячи рублей за Ичроховщикова и в тысячу за изменника Ракитина, предупредившего пугачевцев о нашем приближении. И п|и'великому моему сожалению, Пороховщиков успел hi I ать, что же до упомянутою Ракитина, то он был н и Аден застрелившимся. Здесь я приказал застигну- и.| к с оружием в руках в плен не брать. Овладев родом, из числа поставленных самозванцем гражданских властей я признал заслуживающими снис- inii нения лишь тех, кои были вынуждены служить мнтсжникам против воли. Все же остальные были шпионы. Отобрав из местных рабочих соответствующее число заложников, я приказал нагрузить сто саней I рунами казненных и отправить их четырьмя обозами в Пни кайшие города Сибири, назначив в качестве возчи- екатеринбургских рабочих Им я поручил опове-
I ить поставленные самозванцем власти о моей распри не с екатеринбургскими мятежниками и сообщить о скором моем прибытии. Вследствие моего поступка ■ н'ронники самозванца пришли в великое уныние,
р I л и весь свой кураж и почти поголовно бежали
in ivtu. Сибири. Смущение овладело и гнездившимися ни уральских заводах мятежниками. Они стали разни.икса, не дожидаясь нападения с моей стороны.
I кроткое время пути между Сибирью и остальной оказались в моем распоряжении. Утвердившись от Вятки до Оренбурга, соединив под своим ни 1.1 пом все находившиеся поблизости военные силы и постановив повсюду законный порядок, я получил возможность произвести и другие операции, прежде
овладеть Уфой. Здесь до меня в первый раз дошли
•>iymi о великом и радостном событии в Ракшанах. Mi I ope же было получено и подтверждение того, что нмжпось всем нам столь желанным, но и столь же ми
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
нпиратор» почти не выходил из дурного на
строения. Он не на шутку струсил после пере
житой в дни рождественских святок жестокой передряги, удержался от кутежей и довольно усердно занимался государственными делами, главным образом составлением новой армии. Его подозрительность разрасталась день ото дня Сплошь и рядом он высказывал грубое и обидное недоверие даже самым близким к нему людям. Всех представителей семьи или, вернее сказать, целого племени Голобородек, он прямо возненавидел, и эта ненависть прорывалась на каждом шагу, так что даже сами Голобородьки начали посматривать вокруг себя с опаской. Отношение Пугачева к вернейшему из соратников Хлопуше тоже было крайне неровным. Он то осыпал «графа Панина» милостями, называл «милым дружком», изливался перед ним в горьких жалобах на действительных и мнимых врагов, то начинал смотреть на варнака волчьим взглядом. Когда Хлопуша, который не отличался мягким нравом, начинал огрызаться, «анпиратор» говорил ему: