Пугачев скрипел зубами и давал себе в сотый раз клятву при первом удобном случае расправиться с Елисеевым да и с прочими «епутатами». Да и со всей этой треклятой, лукавой и строптивой Москвой. А Москва жила только слухами, вся была во власти своих же собственных выдумок.
Смерть «от чахотки в грудях» Семена Мышкина- Мышецкого дала новую пишу болтовне. Стали говорить, что «анпиратор» намеревался подсунуть молодого князя народу, выдав его за наследника цесаревича Павла Петровича, да бог не допустил, послал «цесаревичу» преждевременную смерть. Когда Мышкина хоронили, было огромное стечение народа, и толпа держалась вызывающе, так что не обошлось и без столкновений с «городовыми казаками».
«Анпиратор» пожелал почтить похороны своим присутствием и шел за гробом пешком. Могила для Семена Мышкина была приготовлена в Девичьем монастыре. В то время, как гроб подносили на руках к могиле, какая-то молодая, бледная и худая черница протолкалась к гробу. Очутившись в двух шагах от Пугачева, она вдруг быстрым движением выхватила из рукава пистолет.. Грянул выстрел. Следом другой Первая пуля попала в цель: ударила в грудь чуть повыше сердца. Пугачев вскрикнул и свалился. Вторая пуля пролетела над его головой, когда он падал, и угодила в руку и в бок Хлопуше. Поднялось невообразимое смятение. Упавший на снег «анпиратор» чуть не свалился в могилу. Подоспевшие Творогов и Юшка Голобородько кинулись поднимать «анпиратора» и в суете оба упали на него. Кто-то кричал: «Держи! Бей!» Люди бестолково метались среди могил. Черницу схватили, обшарили, сорвав с нее почти всю одежду. Проко- пий Голобородько бил ее кулаком по белому, как мёл, лицу. Голова ее моталась из стороны в сторону. Из рассеченных губ и разбитых зубов шла кровь.
— Брось! — напустился на Прокопия канцлер.— Забьешь насмерть, а ее еще допросить надо!
Убью! Убью! — рычал Голобородько, порываясь
а к чернице. Но его оттащили. Черницу крепко
дер I л ли дюжие руки «енаралов» и «адмиралов».
Поднятый услужливыми придворными из снега минпратор» дрожащими руками ощупывал себя и бор- Мотял:
Нюжли жив? Вот так штука! Чуть было в могилу • сип ину не попал! Вот так штука!
Ты ранен, государь? — приставал к нему бледни и Юшка.— Дозволь посмотреть!
Пугачев сорвал с себя казакин. Что-то упало. Это |мли сплющившаяся в лепешку пуля. Еще раз жизнь
•я* была спасена его крепкой стальной коль-
муюп Раны не было, но был сильный и болезненный ушиб.
Оправившись от испуга, Пугачев пожелал посмотри. на покушавшуюся на его жизнь черницу. Ее приволокли к нему. Стоять она уже не могла. Из обезоб- рм I «иного рта вместе с кровью шла пена: она отрави- чн< I Смерть избавила ее от мучений. Назначенное щмщлсром Мышкиным следствие выяснило, что чер- НИЧКу звали Агафьей и что она всего за неделю до ■in.н< шествия пришла с торговым обозом из Казани. Шноюг указывало на ее принадлежность к дворянскому1 сословию: белое тело, нежные маленькие руки, Врушснс плечи. Других следов найти не удалось.
H i ушение чернички сильно подействовало на «ан- Ншрсюра». Он был потрясен и как-то осел. Вернувшись в кремлевский дворец, он все время бормотал:
' ho что же такое будет? Ежели даже девка там NftKiui ни есть может на меня руку поднять и все 1«|нн Последние времена, что ли, приходят?
Питанный в Кремль доктор Шафонский после Вман'пыюго обследования нахмурился и сказал: Снаружи как будто ничего. Только синяк». Пустое дело!—приободрился Пугачев.—В первый р« I что ли, синяки получать? Не на рыле! Вот только 1н>01п г дюже! Желвак выскочил...
Место скверное! — веско вымолвил врач.— Тут артерия, именуемая аортой, проходит... Как бы она не оказалась от толчка поврежденной.
Жила такая, что ли? — испуганно спросил Пугачев.— И важная жила-то?
Очень важная! С ней шутить не следует...
Знала, стерва, куда трафить! Ну, и черничка! А сама яду приняла. Чорту баран! И не побоялась! А я ей что исделал? Чем обидел, говорю? Разе забил кого из сродственников, так она со злости...
Шафонский предписал «анпиратору» полный покой на несколько дней и воздержание от вина. Но едва он ушел, Пугачев потребовал водки и закурил на несколько дней.
Хлопуша тоже отделался счастливо: пуля сделала сквозную рану на левой руке, не зацепив кости, потом скользнула вдоль ребер и засела в мускулах груди. Ее пришлось вырезать. Обе раны были болезненными, но отнюдь не угрожающими жизни «генералиссимуса Однако ему пришлось проваляться несколько дней, так как он ослабел от потери крови и от привязавшейся лихорадки. Впрочем, сам «генералиссимус» отзывался о ранах с пренебрежением: