В этой ставке еще не легли.
«Граф Путятин», он же в недавнем прошлом каторжник Зацепа, по прозвищу «Резаны Уши», прославившийся долгими разбойничьими похождениями на южном Урале и в Сибири, а теперь считавшийся правой рукой «анпиратора», главным стратегом и начальником личного конвоя Пугачева, вел допрос новоприбывшим в стан людям. Пугачев был тут же, но только изредка вмешивался в дело. Он только что поужинал, уничтожив огромное количество поджаренных на костре кусочков сочной баранины, выпил две баклаги крепкого сладкого вина, отяжелел, осоловел, и ему захотелось поскорее уйти в клетушку, в которой его ждала сегодня только что привезенная ему в дар одним из присоседившихся к «армии» «вольных» казачьих полков молодая, пригожая, русоволосая и голубоглазая «полоняночка», то ли попавшая в руки «пугачиков» поповна, то ли не успевшая бежать в Казань дворянка.
О ней Пугачев знал только, что звали ее Груней и что у нее был шестилетний братишка. Но захватившие ее в перелеске люди, вполне справедливо рассудив, что «на кой ляд еще и щенка дворянского к батюшке-царю ташшить?!», попросту перехватили ребенку горло засапожным ножом и бросили еще трепетавший трупик в овраг.
Рассеянно вслушиваясь в ход допроса, Пугачев все вспоминал о полоняночке.
«Беленькая! — думал он,— Тельце-то холеное, сладенькое.. Одно не ладно: визжит она больно... Ты ее по-доброму, по-хорошему, за грудку щипнешь, а она вся трепыхается, будто ты ее ножом ткнул...»
Он улыбнулся пьяной и похотливой улыбкой, вспомнив другую такую «полоняночку», с которой провел прошлую ночь.
«Ничего себе была девчоночка. Гладкая. Спина пухлая, коса до пояса... Попищала, попищала сначала, а потом ничего.. Только и молила, чтоб не убивал».
Зачем убивать? Успеется...
Утром он подарил полоняночку одному из своих ближайших соратников, шестидесятилетнему, но еще крепкому старику, кряжистому Анфиму Гундосову, потерявшему свой нос то ли от руки палача, то ли от «хранцузской» болезни.
— Жалую тебя, князь Трубецкой, за твои перед моим величеством важные заслуги.. Бери, бери: пятки тебе будет чесать... А то киргизу какому, либо персюку продать можешь..
И Анфим увел из «ставки» помертвевшую от страха «полоняночку». Легонько подталкивал ее сзади, а она трусливо сгибалась и шла, шатаясь, как пьяная.
Так ты как говоришь, пан? В антилерийском деле, гришь, понимаешь? — прозвучал голос «графа Путятина».
Средних лет смуглый усатый человек, старательно выговаривая русские слова, сказал:
Артиллерийскому и инженерному делу я, пан, обучался в военном училище в городе Турине, в Италии. Аттестацию имел, на латинском языке, за печатями, равно как и аттестацию о моем, пан, служении в войсках его королевского величества, наихристианнейшего короля Франции Людовика, Пятнадцатым именуемого.
Та-ак. Значит, и на разных языках обучен? По-немецкому маракуешь?
Говорю... Но по-французски — лучше. Кроме того, морское дело изучал. Будучи в Америке два года сим делом занимался...
Город такой, что ли? Большой?
Континент целый. Новый Свет называется...
Ну, ладно. Ну его к ляду: не касаемо... Насчет морского дела тоже, поди, без надобности. Нам по морям плавать не приходится... А вот насчет антилерий- ского дела, это надо обмозговать... А как ты в Казань попал?
За участие в конфедерации. Был незаконным образом арестован и выслан, несмотря на протеста- цию_.
Из конфедератов, Значит?
Конфедерат.
Слышь, ты, величество?—обратился Зацепа к осовевшему Пугачеву.— Еще один конфедерат!
Пугачев зевнул и перекрестил по привычке рот.
Полячишка...
Пушкарное дело, грит, дюже понимает™ Опять же, энто-то самое, как его», анжинерное, мол, искусство..
Бахвалится, поди?—усомнился Пугачев.— У них, у полячишек, гонору много. Набивал, скажем, капита- иу трубку да девок приводил на ночь, ну и сам себя сейчас в капитаны производит...
Поляк, скрипнув зубами, вмешался:
Я от казанского коменданта аттестацию имею.. В аттестации сказано: Чеслав Курч, бывший капитан польских королевских войск.-
Написать все можно,— протянул, потягиваясь, Пугачев.— Но, промежду прочим, чего тебе от нашего величества понадобилось? По каким таким делам?
Хочу быть полезным... вашему царскому величеству!— выдавил из себя Курч.
Пользы-то с вашего брата, как с шелудивого козла, ни шерсти, ни молока...
Ежели ваше царское величество решит идти на Казань, то могу оказать большую помощь.
Каку таку? — вяло вымолвил Пугачев.