Оставшись с несколькими людьми охранять захваченные пушки, Левшин отправил Сорокина с остальными гусарами преследовать уходившую по дороге в поля толпу, что^ы добить остатки шайки Васьки Лбова.
Расправься с конниками, Сорокин! — крикнул он вслед вахмистру, когда тот пустил свой отряд в галоп.
Понимаем, вашескородие! — отозвался Сорокин.
А мне что прикажешь делать? — осведомился Лихачев.
А что хочешь! Можешь остаться тут, со мной...
Но если я тебе не нужен?
Тогда поезжай с Сорокиным. Лишний человек не помешает..
Лихачев, оставив Ксюшу под охраной вооруженного Игната и запасшегося саблей Петьки, поднял своего киргиза вскачь.
Выходящая в поля улица была загромождена всяким хламом. В одном месте валялась перевернувшаяся телега, придавившая какого-то мужика. Возле стояла пузатая деревенская лошадка с переломленной ногой. А там — какие-то брошенные мешки, ящики, бочонки, тряпье. Здесь и там попадались тела убитых в свалке. У порога избы ползал, как паучок, крошечный полуголый ребенок, который время от времени визгливо кричал:
Мамка-а-а. Мамка-а-а!
Светало...
За селом Лихачев нагнал отряд Сорокина.
Куда ты? — изумился вахмистр деловито.— Они с перепугу все по дороге переть будут, а дорога коленом идет. А тут, я узнал, перелесочком хватить можно. Нам мужичье ни к чему. А вершники — они вперед проскочат. А мы им во фланок из перелесочка...
Не прошло и получаса, как гусары вскочили в перелесок, ударили с налету на толпу всадников, состоявшую по меньшей мере из полутораста человек.
Лихачев увидел перед собой широкую спину ка- кого-то скакавшего без шапки дюжего оборванца. Почти не соображая, что делает, он привстал на стременах и ткнул убегавшего концом сабли в спину между лопаток. Тот свернулся на сторону, упал. Освободившаяся лошадь метнулась и унеслась в поля.
Поймать бы! — подумал Лихачев.
В это время мимо него вихрем пролетел пригнувшийся к седлу башкир. Лихачев выстрелил в него из пистолета. Башкир взвизгнул, упал, пополз в хлеба, ерзая по земле, как большая ящерица, и застыл на месте. Его лошадь остановилась над ним.
Караковый конь Лихачева заартачился, заплясал на месте, потом, получив удар плеткой, вынес Юрия Николаевича на верхушку холма, с которой видны были поля на порядочное пространство.
Молодец Сорокин! — невольно вырвалось у Лихачева.
Рассыпавшиеся под ударом отряда гусар пугачевские конники бестолково сновали по полю. Гусары гонялись за ними и, нагнав, меткими ударами сабель снимали с коней. Ни у кого из поддавшихся панике пугачевцев не было даже мысли о возможности оказывать сопротивление. Они обезумели от страха, и гусары убивали их, словно забавляясь.
Через час отряд Сорокина вернулся в Питиримово, ведя или, вернее, гоня перед собой толпу захваченных в плен беглецов. Среди них было несколько питири- мовцев, но большинство составляли пришлые и, главным образом, члены шайки Лбова, подвергшейся такому неожиданному и страшному разгрому.
А многие ушли! — сказал Сорокину Лихачев.— Я сам видел человек пятнадцать вершников. Так кучей и держались.
Невозможно было догнать, вашбродь! — небрежно ответил вахмистр.— За всеми не утонишься... У них кони-то посвежее наших. Мы перед налетом во какой конец отмахали. И то удивительно, как коняшки наши выдержали. А их кони, поди, дня три перед тем отдыхали.
Помолчав немного, он добавил:
Да, окоромя того, самое главное сделано. Головку мы начисто срезали.»
Очистив Питиримово от пугачевцев, Левшин творил там суд и расправу, и было странно видеть, как безропотно подчинялись его приговорам питиримовцы и пугачевцы. Толпа в несколько сот человек трепетала перед каким-нибудь десятком гусар...
Сами питиримовцы, всего за несколько часов до этого братавшиеся с пугачевцами и вместе с ними собиравшиеся перемахнуть на ту сторону Волги, чтобы «пошарпать» тамошние богатые поселки, теперь помогали Левшину и его людям ловить забившихся в разные щели пугачевцев. Выказывали в этом деле даже особое усердие. Таща изловленных пугачевцев, беспощадно били их, вспоминая только что пережитый и еще не изжитый страх. Откуда-то выползли и немногие уцелевшие чудом от расправы пугачевцев видные граждане. Между ними был сизоносый старичок Берсенев, оказавшийся одним из знаменитых «лейб- кампанцев Елизаветы Петровны», участник государственного переворота, приведшего на трон «дщерь» Петра и в казематы Шлиссельбурга младенца-императора Иоанна Антоновича.
Вот я-то уцелел,— хныкал Берсенев,— а мою Аннушку злодеи, как псицу, удавили. А мы с нею тридцать пять лет прожили, как голубки...