Выбрать главу

Движение, поднятое на Яике Пугачевым, живейшим образом интересовало Михаила Михайловича, так как в этом движении он легко усматривал многие предвиденные им в «основоположениях» черты. Например, Михаил Михайлович еще во дни Анны Иоаннов- ны и ее любимца Бирона пришел к убеждению, что монархия является совершенно искусственной госу- трственной формой, к тому же, в общем, мешающей народному благоденствию. Естественной или натура аьной формой государственного устройства являет- | н (|юрма республиканская, дающая возможность народу иметь во главе управления выбранных людей, Пользующихся полным и совершенным доверием. То "|>< юятельство, что сии народные правители постав- | по гея самим народом, обеспечивает за ними и всяче- 1 н vk) поддержку со стороны самого народа. К власти попускаются только люди, заслуживающие высокого доверия своими прирожденными добродетелями и вы- г о к ими способностями, а ТЯКЖ6 бескорыстные и глубо- | о понимающие истинные нужды народа. Иначе народ не выдвигал бы их, не отдавал бы власть над собой и их руки, а ежели бы у власти по какой-либо случайное in и оказались лица, не заслуживающие народного доверия, то народ, несомненно, сейчас же отвернулся Оы от них.

И вот Михаил Михайлович жадно собирал все

ведения, касавшиеся пугачевского движения.

То обстоятельство, что возглавлялось это движение простым донским казаком, едва ли умевшим подписы- ил гь свое имя, не смущало старого натур-философа. Книжная мудрость—не единая в мире мудрость. Хри-

юны апостолы были из простых рыбарей и тоже не ннши грамоты. Мало ли имеется в народной среде о. и>й, отличающихся острым умом и удивительными способностями? И мало ли можно найти сущих обор- и среди дворянских сынков, обученных иностранными гувернерами?

По почему же претендующий на российскую императорскую корону вождь народный предается пьянст- ну п безудержному блуду? Значит, он находится во н м о ти своих скотских страстей. А тот, кто не в состо- имип обуздать свои собственные страсти, сможет ли пороться с людскими пороками, отравляющими суще-

м ание общества? Персона, становящаяся во главе

•to I много или малого государства, должна озаботиться мудрым законодательством, как можно ближе подходящим к незыблемым законам Натуры. Но разве истинный мудрец будет пить без просыпу и окружать себя гаремом?

У Пугачева в виде его первых министров выступают Хлопуша Рваные Ноздри и Зацепа Резаны Уши, оба побывавшие на каторге за воровство, грабеж, поджоги и душегубство. Какой же государственной мудрости можно ожидать от сих министров? Ведь скорее их можно было бы назвать безумцами. Безумец сам «Петр Федорович», безумны и его соратники. Но ведь не сами собой они выскочили, их выдвинул народ. А ежели народ выдвинул безумцев, то что же такое этот самый народ? Не безумцем ли является и он?

Пугачевское движение является преимущественно крестьянским: крепостной не хочет быть рабом. Это вполне согласуется с законами Натуры — Натура не знает рабства. Волки ради своего пропитания могут загрызть и других волков, но не могут заставить этих других волков быть рабами. Человеческое рабство, по истине, есть явление искусственное, а бунт против него — совершенно естественное явление. Значит, и пугачевское движение отнюдь не есть явление безумное. Но тогда почему же главными предводителями его являются безумцы, на каждом шагу проявляющие свое безумие? Получается некий заколдованный круг, из которого никак не найдешь выхода...

Именно об этом «натур-филозоф» говорил теплым летним вечером своему приятелю и вместе вечному возражателю, Вильгельму Федоровичу Шприхворту, только что посетившему в доме Кургановых больную княжну Агату. Закончив свой визит и пообещав завтра утром произвести новое кровопускание княжне, штадт-медикус вышел в столовую, где для него был приготовлен чай. За столом сидел и старый князь Иван Александрович.

Я высоко уважаю философию,— вымолвил, по- |шмая крепкий душистый чай, штадт-медикус,— но я п. <наю, можно ли почитать философию наукой?

- То есть как это так?—удивился Михаил Ми- к аПлович.— Разве не весь мир почитал Лейбница за п.щкого ученого? А великий метафизикус Декарт?