После всенощной? Не в обычай! Обыкновенно произносим поучение после обедна..
Не до соблюдения обычаев теперь! Слушай, отец святой! Произнесешь проповедь...
По тетрадочке — могу.
Можешь и без тетрадочки. Обратишься к прихожанам. Скажешь им о затруднительных временах.» Призовешь к исполнению обязанностей перед государством...
У меня сего в тетрадочке нет! — всполошился отец Сергий.— Как же так — от себя? Я без тетрадочки не осилю.
Да неужели же у тебя простого живого слова не найдется? Разве трудно сказать, что вот, мол, опасность грозит всем, что с опасностью надо бороться. Ну, скажешь насчет присяги, что ли._ Взовешь к совести. Ну, придумай же что-нибудь..
Без тетрадочки?
Без тетрадочки!
Предписаний на сей предмет от властей духовных не имею..
Обойдешься и без предписаний. В селе сколько жителей?
Человек до тысячи! — отозвался студент.
Все крепостные.
В заречной части человек триста вольных.
Обратишься к ним: пускай хоть пяток парней дадут. Вбей им в головы, что это для их же блага. Ежели Емелька, не приведи господи, одержит верх, вашему Курганскому тоже не сдобровать. Пугачевцы не шутят.. Уже огромный край разорен, словно мор прошел..
Кто-то задергал снаружи ручку двери.
Кто там? — крикнул Левшин.
Это я. Наговорились? — прозвучал голос Лихачева.— Отвори!
Ну, я вас, люди добрые, больше не задерживаю!
Гости встали, как по команде.
Имею честь кланяться, господин ротмистр! — вымолвил учтиво садовник. Остальные торопливо кланялись.
Когда они ушли, в комнату влетел красивый белый с рыжими подпалинами борзой Угоняй — любимый пес молодого Лихачева, а следом вошел и сам Юрий Николаевич.
Ну что?
Ерунда! — ответил угрюмо ротмистр.— Тут студент этот... В философские размышления пустился..
Штафирка! — презрительно засмеялся Лихачев.— А я, брат, маленькую разведочку по женской части произвел. У князя дворни — видимо-невидимо. В одной швейной мастерской штук двадцать девчонок. Есть хорошенькие, шельмочки. Я с одной перемигнулся. Ксюшей кличут. Шустрая-
Взял опять книжку в сафьяновом переплете, принялся перелистывать, улегшись на диван. Угоняй лег на пол у дивана, положил умную голову на вытянутые передние лапы и смотрел лучистыми карими глазами на хозяина.
В комнату вошел старик Анемподист. Он привел с собою такого же старого повара Тита. Тит стал дребезжащим голосом докладывать, что он может приготовить на обед господам.
Тем временем отец Сергий, немец, садовник, причетник и студент шли, разговаривая, по пыльной дороге от обширного барского двора к стоявшему в четверти версты селу Курганскому.
Ему хорошо говорить—«прочитай проповедь»!— ворчал священник.— Легкое ли дело — без тетрадочки, так, от себя? Что я, староверческий начетчик, что ли? Как же это можно? Разве я вития?
Хорош гусь, нечего сказать!—в тон ему отзывался Тихон Бабушкин.—Становитесь, говорит, государь мой, под ружье! Это мне-то?! Да я, может, испытываю непреодолимое отвращение к крови. Да я даже с турками воевать не соглашусь: разве турки не такие же люди? Разве они меня чем обидели? А тут, на поди: воюй со своими же! Опять же, кричат много: пугачевцы такие, пугачевцы сякие. А я этому не верю!
Не веришь?—изумился причетник. И забулькал.
Конечно, не верю! Разве они — не такие же люди? Ну, с помещиками, действительно, может, расправляются круто. Да я разве помещик? Да у меня только той и земли, что под ногтями! Чего им со мною схватываться?
Но, молодой человек-
Оставьте, Карл Иваныч! — запальчиво выкрикнул студент.— Вы — иностранный житель. Разве вы что-нибудь понимаете?
Я ошень мало понималь! — поспешил согласиться немец.— Я только видель, что среди русский народ нет любви к порядку. Для русский народ нужен такой государь, как прусский Фридрих!
Они подходили уже к околице, когда мимо них прокатила запряженная сытою пузатою кобылкой телега. В телеге сидела молодая краснолицая баба в ярко-желтом с красными разводами платке, а кобылкой правил светловолосый парень лет двадцати. Поравнявшись с ними, парень придержал кобылку.
Чего тебе? — обратился к нему причетник.
Парень сдвинул набок шапку и вдруг звонко заржал. Баба в ответ рассыпалась серебристым смехом.
Чего ржешь?—допытывался причетник, давясь смехом.
А я тоже жеребячьей породы! — откликнулся парень. И опять заржал.
Дур-рак!—крикнул причетник.— Вот я тебя!
Парень притворился испуганным и погнал кобылку.
Телега влетела в околицу, оставляя за собою медленно рассеивавшееся облачко рыжей пыли.