— Ничего хорошего там нет! — вымолвил Пугачев. — У нас лутче. Люди сытнее едят... Ну, договаривай, парень. Только поторапливай! А то мы должны еще важным делом заняться.
Он покосился на перегородку.
— Изъездивши многие страны, нашел я, что наибольший порядок имеется у короля шведского в его королевстве. А почему сие? А потому, что права королевские там ограничены.
— То есть, как это? — полюбопытствовал Пугачев.
— Имеется у них, шведов, наподобие нашего Сената — рыксдаг, то есть представительная палата. Само население выбирает в оный рыксдаг депутатов. Коих выбирает благородное сословие, коих духовенство, а коих градское сословие, сиречь бюргеры...
— Ты это к чему, парень? — воззрился Пугачев.
— И король шведский не имеет права без согласия рыксдага новые подати да налоги вводить, армию уменьшать или увеличивать, а буде ежели пожелает с кем войну вести, то должон предварительно о том советоваться...
— Это нам плевое дело! Без совета с министрами и Катька ничего не делает...
— И будучи в Штокгольме-городе, того королевства столице, узнал я от верных людей, что такое у них намерение имеется, чтобы королевской власти совсем не было…
— Корольку своему, значит, перо вставить хотят? — обрадовался Пугачев. — Здорово! Пущай их!
— А намерены они, шведы, чтобы заместо короля наследственного да был у них государству начальник по народному выбору и был бы его правам срок, скажем, в три или четыре года...
— А потом как?
— А потом население нового начальника государству выбирает...
— Народишко-то? — изумился Пугачев. — Ой, парень, брешешь ты что-то! Как же это можно, чтобы народ нам кого в правители выбирал? Да где же это видано? Царь, так царь, чтобы божьею милостью... Опять же, помазанный на царство... А как почнут выбирать, то будут только булгачить...
— История нас учит, что в древности многие государства по целым столетиям без царей обходились. Это республика называется...
— Как это?
— К примеру сказать у эллинов, сиречь древних греков, так было.
— У пиндосов? Нашел кого в пример ставить?! То-то их турка и прищемил. И пищать не смеют...
— Было сие также у древних римлян до кесарей!
— А нам-то что от того? Мало кто с ума сходил?! — засмеялся Пугачев. — Ну их, твоих пиндосов, к ляду. Ты лутче вот что... С которого, гришь, городу?
— Из города Серпухова.
— Есть такой! Знаем! Бог поможет, приведем и Серпухов под нашу высокую руку... А пока что брось ты, парень...
— Что бросить?
— Языком молоть. Ни к чему это! А ежели ты нашему царскому величеству служить желаешь, то бери-ка, скажем, ружье, а то хоть пику. Конька какого там дадут станишники...
— Я верхом не могу! — смутился белокурый.
— Свалиться боишься, что ли? Как мерзлые штаны на заборе, так ты на лошади? Ну, валяй к пехтуру!
— В солдаты?
— А чего нет? Вымуштруют, небось! Дело не мудрое. Не в енаралы же тебя сажать?
— Я на то призвание не имею!
— Какое такое призвание? В дьячки что ли мостишься? Так дьячки нашему величеству сейчас без надобности...
— Я полагал, для разрешения важных государственных вопросов... Будучи знаком с иностранными порядками...
— Брось! Рылом не вышел!
Пугачев поднялся и решительно сказал:
— Ну, будет языки чесать, а то волдырь вскочит. Убери ты его, граф. Наш канцлер вчера мне все уши протурчал, что, мол, в походной канцелярии писарей не хватаеть. Приткни его туды.
— Ваше вели...
— Нишкни. Законы писать вздумал? Царь выборный да еще на срок тебе нужен? Городишь ты чушь, парень: ну тебя...
— Да я...
— Уходи, пока цел! — нахмурился Пугачев. — Царя ему выборного захотелось?!
— Прирезать его что ль? — осведомился равнодушно Зацепа.
Белокурый помертвел.
— А хоть и веревкою удави! — ответил Пугачев, зевая и торопливо крестя рот. — Ему, сукиному сыну, царя выборного понадобилось...
Остановился. Вспомнил, что серпуховец пробрался в Чернятинский стан с письмами от разных далеких «дружков».
— С Рогожского кладбища кого знаешь? — осведомился он у начавшего от смертельного испуга икать серпуховца.
— Отца… отца… отца...
— И сына, и святого духа! — смеясь, вымолвил Зацепа.
— Отца Варнаву...
— Варнаву знаешь? — удивился Пугачев.
— Он… грамотку... дал!
— По ошибке должно! Не думал, что ты дурак такой. Ну, черт с тобой! Ради Варнавы, душевного человека... Гостил однова у него. Живи... Сдай его, граф, господину нашему канцлеру, пущай подметные грамотки пишет...
Выждав, когда Зацепа увел серпуховца, еле передвигавшего ногами и все еще икавшего, Пугачев направился за перегородку. Оттуда донесся его голос: