Почти все слободы Ялуторовского дистрикта участвовали в движении. Здесь сменяли власть — старых отстраняли, отдавали на суд повстанческих предводителей, выбирали или назначали новых. Так, в Курганской слободе «смотрителем» стал дворовый человек Ф. Калугин, «начальником-командующим» — местный священник Лаврентий Антонов. Эти и другие предводители (Емельян Тюленев, Яков Кудрявцев, Семен Новгородов, Федор Завьялов, Степан Арзамасцев) и возглавили восстание в ялуторовских селах и слободах.
Восстания происходили также в селениях Краснослободского дистрикта, Верхотурского, Туринского уездов. Здесь тоже главной движущей силой движения выступали крестьяне, в том числе участвовали в нем и зажиточные.
Для Западной Сибири характерны элементы организованности, конспирации, солидарности, взаимопомощи. Если в других местах имели место грабежи и разбои, то здесь их почти не наблюдалось.
В Казанском крае волнения начались в октябре. Слухи о Пугачеве, его победах, чтение манифестов на сходках и базарах, в церквах и трактирах приводили к тому, что местные жители принимали сторону повстанцев. Старшина Турай Италии составил приговор-объявление, которое гласило:
«Ныне мы, Казанской дороги и башкирцы и служилые татара, черемисы и дворцовые крестьяне и все, согласясь, милосердному государю Петру Федоровичу склонились. Что б его величества не приказал, то мы своих услуг показать должны, не пожалел сил своих, до последней капли крови».
Приговор имеет 14 подписей, в том числе депутата Уложенной Комиссии 1767 года: «Депутат Абдузелил Максютов руку приложил».
Активно вели себя работные люди и приписные крестьяне местных заводов — расправлялись со своей администрацией, посылали в Берду деньги, продовольствие, оружие, боеприпасы, Крестьяне, возвращаясь в свои деревни, склоняли к восстанию односельчан. Крестьянин с Ижевского завода Семен Толмачев ездил с копией пугачевского указа по удмуртским селениям, и «оные вотяки сами тому весьма были рады и его за то очень ласково принимали, повинуясь притом яко власти начальнической».
Меры Брандта, действия карателей, чтение правительственных указов, проповеди в церквах не помогали властям. В селе Акташи 24 октября «увещевательный манифест» прочел некий Степанов. Против выступил на сходке ясачный крестьянин Г. Подрядчиков:
— Я умею и собою (сам. — В. Б.) много таких приказов написать!
— Не кричи!
— Я тебя не слушаю! Кто вас посылает — и те будут все и с вами перевешаны!
О том же сообщал поручик Романовский, ездивший с манифестом по деревням. Крестьяне князя Дадьянова отказались дать подписку в «слушании указа», хотели его бить и отослать в Берду к Пугачеву. При этом заявили ему:
— Мы тот указ не слушаем! А только слушаем указ от Оренбурга, почему у нас от миру выбран один человек и едет в Оренбург к государю Петру Федоровичу.
Крестьяне деревни Малой Елани помещика Мельгунова в день рождества собрались в гости у одного из односельчан. К ним пришел местный священник Петров:
— Почему вы не идете в церковь слушать увещание о бунтовщике и самозванце донском казаке Емельке Пугачеве?
— Долго ль с этими указами государей изводить будете?! У нас есть государь Петр Федорович! Вольно же вам это писать и читать! Да еще так же упрячем, как приказчика своего!
Священника изрядно потрепали — по его же донесению, крестьяне схватили его за волосы, «таскали по полу и били немилостиво и выдрали из головы… волосов многое число».
Еще больше дух сопротивления поднимался у местного населения при появлении отрядов, присылаемых Пугачевым и другими предводителями. Жители вступали в отряды, уходили в Берду. Среди многочисленных местных отрядов самым крупным командовал Мясогут Гумеров, татарин из деревни Псяк Арской дороги Казанского уезда. Он контролировал район из 6 сел и 20 деревень. В январе численность отряда составляла 3 тысячи человек. Действовал он в пределах этого района. Когда же Пугачев приказал части его сил идти к Мензелинску, чтобы принять участие в его осаде, то отряд в 1,5 тысячи человек по дороге к нему, по существу, «растаял»: люди уходили в свои родные места. То же характерно и для других отрядов.
Отряды Бакея Абдулова (послан Пугачевым) и Юскея Кудашева, Андрея Носкова овладели многими заводами, в том числе Боткинским, Ижевским, селами (например, Елабугой, Сарапулом) и деревнями. Они поддерживали связь с Зарубиным, получали от него распоряжения. Повстанцы разорили немало имений помещиков в Казанском крае. Одни из дворян были убиты, другие бежали в города. В самой Казани царила паника. Спасо-казанский архимандрит Платон Любарской писал 18 ноября: «…Нельзя сказать, чтоб у нас было безопасно при всеобщем страхе и смущении, можно и у нас во всякое время подвергнуться истязаниям и насилиям со стороны черни». А капитан-поручик С. Маврин, член секретной комиссии, писал о Казани декабрьской поры 1773 года, даже несколько, пожалуй, преувеличивая: «Отчаяние и страх были так велики, что если бы Пугачев прислал человек тридцать сообщников, то легко мог бы овладеть городом». Даже гарнизоны были деморализованы, боялись повстанцев. Об этом без обиняков главнокомандующий Бибиков писал президенту Военной коллегии (17 января 1774 года): «На гарнизонные команды ничего щитать нельзя, что уже я и испытанием знаю. Сия негодница довольна, что их не трогают и, до первой деревни дошедши, остановись, присылают рапорты, что окружены и далее итти нельзя. Нужно было несколько раз посылать им выручку».
В соседней Нижегородской губернии, близкой к Москве, тоже распространялась молва о восстании, «государе», выступившем против помещиков. «В народе не без сочувствия говорят о самозванце», — сообщал в конце 1773 года местный губернатор А.А. Ступишин главнокомандующему. Да и сам Бибиков, проезжая через губернию, не раз слышал «многие неосновательные и ложные молвы, пересказываемые не только простыми, но и неподлыми людьми». Власти, которые, естественно, квалифицировали эти слухи как преступление против существующего строя, привилегий дворян, ловили тех, кто подобные слухи распространял. Некоторых из эмиссаров, агитаторов посылал сам Пугачев для организации повстанческих отрядов. Посланцев его укрывали от карателей местные жители. В течение зимы крестьяне разгромили в Нижегородчине около 60 помещичьих имений.
То же происходило в Пензенско-Воронежском крае, на правобережье Волги. Крестьяне охотно ловили слухи о «настоящем Петре III», который находится под Оренбургом, не слушали манифесты императрицы. Они направляли посланцев к Пугачеву «осведомиться» о льготах, освобождении от податей. Так поступили крестьяне села Каврес Кадомского уезда. То же пытались делать и другие горожане, казаки. Но, как правило, добраться до Пугачева им не удавалось.
В селе Каврес двое беглых крестьян сообщили его жителям:
— Есть ныне за городом Казанью называющейся царь Петр Федорович, и у помещиков крестьян отнимает, и дает волю, а помещикам головы рубит!
Кавресские крестьяне, которые принадлежали заводчику А. Баташеву, намучились от злоупотреблений его приказчика, были «в отягощении от работ», постановили на сходе послать к Пугачеву депутатов — Козьму Те-рентьева и Сергея Лаврентьева. Они отстранили от дел выборного Афанасьева и старосту Михайлова. Взамен избрали «миром» Семенова и Васильева. Их представители сделали новую раскладку денежных повинностей, более справедливую, чем раньше. Тех, кто сопротивлялся, наказывали. Крестьяне вооружились, ходили по селу, били в набат, стреляли.