Однако побег, кто бы ни был его инициатором, был совершен. Беглец направился на реку Ковсуг («Койсуха», как называл ее сам Пугачев), «где поселены выгнанные ис Польши беглые раскольники». В слободе Черниговке (Валуйский уезд Белгородской губернии) Емельян спросил у встречного мужика, «не наймется ли кто из оного селения отвести ево х каманде» полковника Краснощекова. Этот отряд направлялся на фронт. Пугачев назвал себя казаком краснощековской «команды», «чтоб не подумали о нем, что он — беглец». Мужик отвел Пугачева на двор крестьянина Ивана Каверина. Тот приказал своему пасынку Алексею проводить Пугачева в село Протопоповку, прельстившись обещанными за помощь тремя рублями с полтиной (этот конечный пункт путешествия и сумму назвал надопросе в Москве Иван Каверин, в показаниях же самозванца фигурируют село Царево и «два рубли»[103]).
По дороге, когда путники «остановились в поле напевать и варили кашу», Емельян открылся своему проводнику, что едет «не для догнания Краснощокова». Якобы не ратные, а духовные подвиги звали его в путь:
— Мне хочитца пожить для Бога, да не знаю, где б сыскать таких богобоязливых людей.
На следствии Пугачев признавался, что говорил это, «зная… что оной Алексей — раскольник», а те, как ему было известно, «беглым дают пристанище и им вспомоществуют»[104].
На счастье Емельяна, его провожатый знал такого «набож-нова» человека. Им был некий Осип Иванович Коровка. Жил он относительно недалеко, в Кабаньей слободе (ныне село Краснореченское Луганской области Украины)[105].
На следующее утро они отправились в путь. Вечером, «по приезде на хутор» Коровки, Пугачев послал Алексея к хозяину разузнать, «пустит ли он» его к себе. Через некоторое время Алексей вернулся вместе с каким-то старым мужиком и указал тому на Пугачева:
— Вот, Осип Иванович, этот человек, которой желает пожить Бога ради.
Это и был тот самый Коровка. Пугачев, встав с телеги, обратился к нему:
— Пожалуй, Осип Иванович, прими меня к себе Бога ради.
— Милости прошу, поди, брате, за мной[106].
Разумеется, живя в доме у Коровки, Пугачев продолжал уверять хозяина в том, что он благочестивый старовер, который бежал с Дона «из усердия к Богу, потому што-де в службе никак Богу угодить неможно». Осип Иванович рад был принять единоверца, правда, сетовал на то, что от беглых ему одни хлопоты. В разговорах он жаловался гостю, что «здесь нашей братье, староверам, жить нельзя», и рассказывал ему, как «страдал» «за крест и бороду», был под следствием за неуплату двойной «раскольничьей» подушной подати[107]. «Да, дай Бог здоровье милосливой государыне, — заканчивал свой рассказ Осип Иванович, — она дала свой о кресте-та и бороде указ, так меня освободили»[108].
Прожив некоторое время у Коровки, Пугачев снова засобирался в дорогу. Сначала он решил заехать в какую-то слободу, находившуюся за Кременчугом, где он, возвращаясь с фронта на Дон, оставил военную добычу — как он рассказывал Осипу Ивановичу, «много пожитки, серебра и платья». Затем Емельян намеревался отправиться в недавно завоеванные у турок Бендеры, где, по слухам, было разрешено селиться «всякому без разбору». Однако ему не удалось добраться даже до Кременчуга — помешали карантинные посты, выставленные по случаю чумы. Тем не менее, вернувшись в июне в Кабанью слободу, Пугачев сообщил Коровке, что слух про Бендеры оказался правдивым. Старик обрадовался, ибо и сам собирался там поселиться, а потому отрядил с Емельяном в Бендеры своего сына Антона «выправить указ», разрешавший жить в тех местах[109].
103
См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 138; РГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 2. Л. 427 об.; Ч. 3. Л. 60, 60 об.
107
Согласно указу Петра I от 8 февраля 1716 года, приверженцы старой веры должны были платить в казну подушную подать в двойном размере.
109
См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 139, 223, 224; РГАДА. Ф. 6. Д. 512. Ч. 1. Л. 337 об.-339 об.; Ч. 2. Л. 428; Ч. 3. Л. 60 об.