О своих распоряжениях по поводу Усаева Вяземский сообщил государыне в донесении от 3 января, а днем раньше написал ей, какие меры примет, чтобы избежать излишних жестокостей во время экзекуции. Вяземский собирался «секретно сказать» московскому обер-полицмейстеру Н. П. Архарову, «чтоб он прежде приказал отсечь голову, а потом уже остальное». На случай, если Архарова кто-нибудь спросит, почему поступили таким образом, генерал-прокурор придумал для него подходящий ответ: дескать, «в сентенции о том ничево не сказано», а «примеров же такому наказанию еще не было, следовательно, ежели и есть ошибка, оная извинительна быть может». Вяземский очень надеялся на Архарова, поскольку от людей слышал, «да и сам приметить мог», что тот «человек весьма усердной, расторопной и в городе любим», а значит, «сие тем удобнее зделано быть может»[854].
Забегая вперед скажем, что распоряжения Вяземского были исполнены, а потому Пугачев избежал той мучительной казни, которой в свое время подвергся другой знаменитый бунтовщик Стенька Разин. 6 июня 1671 года на Красной площади[855] Разину сначала отрубили руки, ноги и лишь потом голову. Существует даже рассказ (не подтвержденный, впрочем, другими источниками), что, лишившись рук и ног, атаман «сохранил свой обычный голос и выражение лица» и будто бы даже упрекнул испугавшегося казни брата Фрола, бросив ему: «Молчи собака», — а также выкрикивал «боевые кличи»[856].
После того как Вяземский самолично вычеркнул Канзафара Усаева из числа приговоренных к смертной казни, в беловом варианте судебного определения говорилось, что мещеряцкого сотника следует высечь кнутом, раскаленными железными клеймами поставить ему на лбу и щеках знаки «3», «Б», «И» (злодей, бунтовщик, изменник) и, вырвав ноздри, сослать на каторгу. Такому же наказанию подверглись яицкие казаки Плотников, Караваев, Закладное и ржевский купец Астафий Трифонов, при этом последнего было решено еще и «содержать в оковах». То же самое, но только без клеймения, надлежало сделать с пугачевскими секретарями Иваном Почиталиным, Максимом Горшковым и зарубинским подручным яицким казаком Ильей Ульяновым.
Еще десяти обвиняемым, среди которых были командир пугачевской гвардии Тимофей Мясников и уметчик Степан Оболяев (Еремина Курица), судьи вынесли приговор: «Высечь кнутом и, вырвав ноздри, послать на поселение». Три человека были приговорены к порке кнутом, а один — плетьми. Подпоручика Михаила Шванвича надлежало, «лишив чинов и дворянства, ошельмовать, переломя над ним шпагу». Прапорщика инвалидной команды Ивана Юматова, который по приказанию самозванца был воеводой в городе Петровске, «для старости лет» судьи не стали наказывать особенно строго, а просто лишили чинов. Сотника астраханского казачьего полка и депутата Уложенной комиссии Василия Горского следовало «лишить депутатского достоинства и названия».
Еще девять бунтовщиков освобождались от всякого наказания, в том числе Иван Творогов и прочие участники антипугачевского заговора, а также повстанцы, по собственной воле сдавшиеся властям, например отец Ивана Почиталина Яков. 11 человек и вовсе были признаны невиновными. Среди них были люди, оговорившие себя или же оговоренные Пугачевым, например Осип Коровка, Петр Кожевников и др. А Семена Филиппова (Сытникова) следовало не просто освободить, но еще и наградить «яко доносителя в Малыковке о начальном прельщении злодея Пугачева» (он получил 200 рублей). Наконец, пугачевских жен и детей, «как все они ни в каких преступлениях не участвовали», надлежало «отдалить без наказания куда благоволит Правительствующий Сенат»[857].
855
В литературе некогда существовали разногласия по поводу того, где на самом деле был казнен С. Т. Разин — на Болотной или на Красной площади; однако имеющиеся в распоряжении историков источники свидетельствуют, что местом казни была именно Красная площадь (см.:
856
См.:
857
См.: Следствие и суд над Е. И. Пугачевым // ВИ. 1966. № 9. С. 144;