Однако не следует думать, что в войске «Петра Федоровича» служили лишь пьяницы и что для всех повстанцев пьянство было, так сказать, нормой обыденного существования. Именно пристрастие к спиртному не позволило упомянутому Голеву сделать карьеру в пугачевском войске. Как сам Михаил поведал на следствии, он с разрешения самозванца начал было собирать полк, но «по пьянству своему» собрал лишь «мужиков и то с шестами, человек до ста, да и те, видя его всегда пьянова, от него отставали». Затем Голев был отправлен Пугачевым в отряд атамана Ивана Белобородова, но пробыл там лишь несколько дней, после чего, опять-таки за пьянство, отослан обратно. Это неудивительно — Белобородов был противником «жадных к богомерскому пьянству». Кстати, по словам одного из бунтовщиков, Белобородов именно благодаря «трезвости», а также «кроткому нраву» «приобретал доверие» подчиненных. К сказанному можно также добавить, что порой повстанческие руководители, в том числе и сам Пугачев, пытались (правда, не всегда успешно) обуздать пьянство в своем войске. Например, один из бунтовщиков, «горный писчик Верхоланцев», вспоминал: «В городе Камышине распустили тюрьму и разбили винный подвал. До 600 бочек пролили; пить не давали. Арестанты черпали пролитое вино ушатами, шляпами, пили наладкой и в пьяном разгуле дебошировали по городу»[343].
А какие отношения с зеленым змием были у самого Емельяна Ивановича? Из показаний его сподвижников известно, что Пугачев не просто выпивал, но порой напивался допьяна. Об этом, например, говорил Максим Шигаев. Однако, по всей видимости, случалось это нечасто. По свидетельству Максима Горшкова, «самозванец от излишняго питья воздерживался и употреблял редко». Первая жена Пугачева, Софья, также говорит о нем как о человеке «состояния трезвого». В пользу того, что Емельян Иванович не был «алчен к пьянству», может свидетельствовать рассказ крестьянина Василия Попова, конвоировавшего Пугачева из Малыковки в Симбирск в декабре 1772 года: «злодей» послал охранника за вином, но «выпил одну чарку, а достальное отдал нам»[344]. Будь Пугачев беспробудным пьяницей, он уж точно не ограничился бы одной чаркой и не отдал бы остальное спиртное конвоирам. В смысле умеренности в выпивке «Петр Федорович» отличался не только от многих своих сторонников, но и от «предшественника» Степана Разина, который, по свидетельству современников, пил «безобразно»[345].
Две победы и один промах
Едва самозваный Петр Федорович со своим войском в начале ноября 1773 года обосновался в Берде, как к нему пришло известие о приближении к Оренбургу отряда Кара. На большом московском допросе Пугачев вспоминал, что в то время явился к атаману Андрею Овчинникову «незнаемо откудова приезжей мужик», который сообщил:
— К Сакмаре идет енарал Кар с камандою.
— Велика ли каманда? — спросил Овчинников.
— Не добре велика, однако таки и не мала ж.
Овчинников «лепортовал» Пугачеву, а тот счел благоразумным выслать навстречу противнику разведывательный отряд в 60 человек во главе с сотником Яковом Пономаревым. Выяснив, «сколь велика с генералом Каром команда», Пономарев «прислал к злодею просить еще, чтоб дал на подмогу людей». Во главе посланной подмоги были поставлены Овчинников и Зарубин. О численности их отряда Пугачев говорил по-разному на разных этапах следствия: на допросе в Яицком городке обозначил ее в три сотни казаков и четыре пушки, а на большом московском допросе увеличил до пятисот человек, а к пушкам прибавил еще два «единорога» (гаубицы). Впрочем, другие источники дают иные цифры: менее ста человек, более пятисот и даже более тысячи[346].
А вот у Кара разведка была никудышная, а потому он ничего не знал о приближении отряда Овчинникова и Зарубина.
Впоследствии Кар в одном из донесений признавался: «Подробных же о злодейской толпе сведений, никакими обещаниями посланным шпионам, достать по сие время не могу, кроме что с моими записками прямо к изменникам являются и об нашем состоянии всё сказывают». Правда, 7 ноября от товарища уфимского воеводы Богданова он получил сведения, что атаман Хлопуша возвращается в пугачевский лагерь «с Овзяно (то есть Авзяно. — Е. Т.) — Петровского Демидова завода с возмутившимися крестьянами под препровождением пяти сот человек башкирцев и везет пушки и мортиры». Генерал решил перехватить повстанцев, для чего приказал секунд-майору Шишкину «с четырмя стами рядовых и двумя пушками, выступя из Мустафиной, занять деревню Юзееву», сам же «с достальными людьми» последовал за ним. Однако авангард шишкинского отряда «под самой Юзеевой деревней» был неожиданно атакован Зарубиным, «при чем тотчас осьмнадцать человек татар к злодеям без малейшего сопротивления предались». Остальные, несмотря на это, не дрогнули и на призывы бунтовщиков переходить на их сторону ответили огнем. Повстанцы, «убитых и раненых своих подхватя в бывшие при них сани, ускакали за деревню». Шишкин вошел в Юзееву, а ночью с остальными войсками подтянулся Кар. «Учредя из пехоты пикеты», стали дожидаться следующего дня[347].
343
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 39; Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 289; Разсказ, записанный со слов одного из участников в пугачевском бунте. С. 218; Емельян Пугачев на следствии. С. 201, 202; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 90, 90 об.; Д. 512. Ч. 1. Л. 202 об., 203.
344
См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 114, 196; Показание о Пугачеве первой жены его Софьи Дмитриевой. С. 366; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 6 об., 7.
345
См.:
346
См.: Емельян Пугачев на следствии. С. 88, 181; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 85 об., 86, 194 об., 280, 322 об., 323, 333, 333 об.; Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова. С. 27; Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши. С. 166.
347
См.: Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова. С. 26, 27, 30;