Его возглавлял казак Емельян Пугачев
ВОССТАНИЕ
ОРЕНБУРГ —
ТАТИЩЕВА КРЕПОСТЬ
Разгорелось восстание. Пугачев стремительно двигался к Яицкому городку. С форпостов и зимовий в отряд вливались казаки с ружьями, копьями, безоружные.
Уже сейчас, в самом начале восстания, Пугачев проявил себя, как человек, лишенный черт бессмысленной жестокости: сержанта Николаева, захваченного с указами властей о поимке Пугачева, пощадили и, ценя его грамотность, определили под начальство Почиталина. Иначе поступили с казаком Скворкиным, посланным старшиной Мартемьяном Бородиным в пугачевский тыл со шпионскими заданиями. Пугачев презрительно сказал шпиону:
— Ты человек молодой и должно было тебе мне служить, а ты еще поехал против меня шпионичать, а тебе б, коли мне не хотел служить, так сидеть уже было дома, а проведать то пусть бы ехал кто постарея и посмышленея тебя.
Понуро плелся пойманный шпион в отряде. Казаки узнали Скворкина и просили Пугачева казнить его: «Отец его нам делал великие обиды, да и он, Даром што молод, но так же, как и отец, нас смертельно обижает».{106} Пугачев приказал повесить шпиона.
В пяти верстах от Яицкого городка пугачевцы остановились. (Перед городком повстанцев ждала в полной готовности команда казаков и отряд пехоты с пушками. Желая избежать сражения, Пугачев слал казачьему командиру почиталинский манифест Он рассчитывал, что слова манифеста, такие заманчивые, склонят казаков на его сторону. Но казачий командир передал манифест капитану Крылову (отцу баснописца), а тот положил его в карман. Враги понимали силу пугачевской агитации. Несколько казаков, в том числе Овчинников и Лысов, перешли к Пугачеву. Передался ему и окруженный повстанцами двухсотенный отряд под командой Витошнова. Среди перешедших на сторону повстанцев был умный, твердый и бывалый человек Максим Шигаев, посланный властями уговорить казаков выступить против «бунтовщиков» и ставший ближайшим помощником Пугачева. В отряде Витошнова было одиннадцать человек из партии казацкой верхушки. Уступая просьбам своих сторонников, Пугачев распорядился повесить пленных на страх врагам.
В эти первые дни Пугачев избегал сражений: слишком мало у него людей. Но он был уверен в скором увеличении своих сил, благодаря притеку недовольных. В самом деле, в Яицком городке казаки открыто выражали сочувствие Пугачеву, поодиночке и группами пробирались в его стан, разросшийся до 500–700 человек. Но с этими силами еще невозможно итти на штурм Яицкого городка. Пугачев послал туда свой указ, чтобы казаки одумались и встретили «государя» как подобает.
Как бы в ответ раздались пушечные выстрелы.
— Что, други мои, вас терять напрасно, — обратился Пугачев к казакам, — видно они мне не рады так пойдем мимо, туда, где нас примут.{107}
Пошли вверх по Яику.
Пугачев с самого начала стремился превратить свой небольшой отряд в крепкую боевую единицу. На первом же привале он назначил командиров: Овчинников стал атаманом, Лысов — полковником, Витошнов — есаулом. Еще несколько человек получили соответствующие чины. Сержант Николаев написал присягу, Почиталин громко прочитал ее. Все единогласно закричали: «Готовы тебе, надежа государь, служить верою и правдою».{108}
Устроили военный совет и решили итти через яицкие форпосты. Пугачевцы правильно рассчитали, что гарнизоны форпостов сдадутся без сопротивления и увеличат их боевую мощь. К тому же форпосты, отлично противостоявшие набегам маленьких киргизских отрядов, вооруженных копьями и стрелами, не представляли серьезной военной угрозы пугачевцам, вооруженным огнестрельным оружием.
Читатель вспомнит, конечно, Белогорскую крепость из «Капитанской дочки» Пушкина, с окружавшим ее бревенчатым забором, со старой чугунной пушкой, в дуло которой ребята набросали тряпки, камешки, щепки и мусор всякого рода, с крытыми соломой избами, тесными и кривыми уличками. Форпосты были еще хуже. Это — сделанные из плетня шалаши, укрепленные земляным валом или бревенчатыми стенками. На форпосте — пушка, наблюдательная вышка и десятка два казаков.
Пугачев без боя взял Гниловский, Генварцовский, Кирсановский и Иртекский форпосты. Гарнизоны переходили на его сторону, сдавали пушки и боевые заряды. Серьезного боя можно было ждать у Илецкого городка, где имелся многолюдный гарнизон и несколько пушек. Волнующий слух о мятеже уже дошел до илецких казаков. Начались разговоры о достойной встрече «императора».
Уверенный в неотразимом действии повстанческой агитации, Пугачев послал в Илецкую станицу свой манифест. Он призывал казаков сдаться и обещал наградить сдавшихся по заслугам. «И чево вы пожелаете, во всех выгодах и жалованиях отказано вам не будет, и слава ваша не истечет до веку. А жалованья, провианта, пороху и свинцу всегда достаточно от меня давано будет»…{109} «Изменникам» манифест угрожал жестокими муками.
Двадцать первого сентября 1773 года казаки, с попами, иконами и крестами впереди, под звон колоколов вышли встречать Пугачева с хлебом-солью. Гремели приветственные пушечные и ружейные выстрелы. Торжественно выступал Пугачев. Он говорил, что мечтает добраться до Петербурга, заключить императрицу в монастырь, отобрать у дворян села и деревни — пусть живут на жалованье, — беспощадно перевешать врагов. Он говорил с такой убежденностью, что даже прослезился, когда вспомнил о предстоящей в столице встрече с наследником Павлом. Два дня прожил Пугачев в Илецкой станице в богатом доме Ивана Творогова. Творогов очень хорошо принял «царя» и получил за это чин полковника.
Первые победы давались легко, но впереди предстояли тяжелые бои. Опытный воин, Пугачев заботился о военном снаряжении. Он распорядился забрать порох, свинец, снаряды, пушки с тут же приделанными к ним лафетами. Командиром артиллерии назначил яицкого казака Федора Чумакова. Увеличилась и живая сила пугачевцев: под знамена восстания стали триста илецких казаков.
Двинулись к Рассыпной крепости. Как обычно опережая бойцов, в Рассыпную прискакал гонец с манифестом. Манифест приглашал солдат и казаков примкнуть к восстанию «с истинною верноподданническою радостью и детскостью», обещал пожаловать «вечную вольностью, реками, морями, всеми выгодами» жалованьем, провиантом, порохом, свинцом, чинами и честию, а вольность на веки получать».
Комендант крепости принял меры, чтобы манифест Пугачева не дошел до гарнизона. Повстанцы разбили ворота и ворвались в крепость. Комендант с офицерами и несколькими солдатами заперся у себя в доме и выстрелами из окон убил двух пугачевцев. Казаки хотели поджечь дом, но Пугачев запретил: он боялся, что выгорит вся крепость и пострадают люди, которых он мог привлечь на свою сторону. Пугачев приказал «оного коменданта достать так». Как это далеко от «бессмысленного» бунта! Коменданта и двух офицеров захватили и повесили.
И в беспощадности своей бунт был осмысленным. «Грабительства безвинных людей он не любил, а потому многих, в том примечавшихся, вешал без пощады» — свидетельствовал близко знавший Пугачева Иван Почиталин.{110}
Забрав с собою солдат, пушки, порох, снаряды, Пугачев на следующий день двинулся к Нижне-Озерной крепости. 25 сентября взял ее, встретив сопротивление лишь от коменданта крепости и офицеров; казаки перебежали к восставшим, солдаты были парализованы страхом.
Так брал Пугачев крепость за крепостью, форпост за форпостом. Его победу обеспечило не столько военное превосходство, сколько сочувствие казаков и солдат, ясно разбиравшихся, где друзья и где враги.
Легкая победа не вскружила голову Пугачеву, он понимал, что самое трудное впереди и готовился к этому: увеличил численность своих войск за счет взятых гарнизонов, разбил свой отряд на боевые единицы, заботился об артиллерии и военных припасах.
Оренбургский губернатор Рейнсдорп долго не знал о восстании, а узнав, не придал ему серьезного значения. Казацкие возмущения — такая обычная, вещь! Уверенный, что он легко справится с бунтом Рейнсдорп отклонил предложение Нур-Алихана о помощи и направил против Пугачева незначительный отряд с напутствием командиру разбить «злодейскую толпу» и обещанием не очень высокой премии в 500 рублей за живого и 250 рублей за мертвого Пугачева. Отряд состоял из русских, башкир, калмыков и татар. Командир отряда барон Билов боялся встречи с врагом в степи и решил пойти в Татищеву крепость, где и ждать пугачевцев.