Пушкин писал, что «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием» [3, с. 89], было подобно пожару…На правом берегу Волги разгоралось пламя крестьянской войны… Пугачев взял Пензу и Саратов, откуда успел удрать поэт и придворный льстец Державин. Пушкин живописно и очень правдиво для дворянина описывает ход восстания на Волге. При Пугачеве оказались и некоторые поляки-конфедераты, и протестантские пастыри и немецкие колонисты…Не удалось ему взять Царицын, ни с суши, ни с водной акватории…В Москву, видя малую активность своих военачальников, собиралась ехать сама Екатерина. Ее сонм фаворитов и подхалимов от этого шага сумел отговорить. Собирались приглашать Суворова, но, Румянцев отговорил, мотивируя, что приглашение уже ставшего легендой в Европе полководца для войны с мужичьем, может уронить престиж Российской державы. Возможно причиной не вызова Суворова было то, что война с Турцией продолжалась и только 23 июля закончилась, и Суворов, таки повоевал с Пугачевым. Для начала командовать войсками было поручено брату одного из фаворитов царицы Никиты Панина Петру. Ситуация оставалась сложной еще и потому, что помимо крестьян и инородцев Пугачева поддерживало православное духовенство, причем не только нижних разрядов, но и некоторые архимандриты. Синоду было предписано арестовывать тех священнослужителей, кто приветствовал Пугачева, лишать их сана и т. п.
Без предательства в собственных рядах Пугачева дело, однако, обойтись не могло. Яицкие казаки послали для переговоров того самого Ржевского купца Долгополова, который общался с Петром Фёдоровичем в Ораниенбауме. Послали его к одному из убийц государя графу Григорию Орлову. Круг замкнулся…
Долгополова отпустили якобы в Нижний Новгород за порохом. При сем была сыграна еще одна комедия: Долгополов при народе обещал привезти цесаревича Павла Петровича. По сговору казаки должны были пленить Пугачева и, доставив в Муром, передать капитану Преображенского полка Галахову. Заняв в начале августа вторично Пензу, Пугачев, несмотря на мирную сдачу города местными правда низовыми властями, грабежей не предотвратил и издав соответствующий манифест, вызвал всеобщее возмущение помещичьих крестьян, которые даже бросили уборку полей…
События, предшествовавшие захвату Саратова в начале августа 1774 г., отражают и слабость противников Пугачева, и его силу. В Саратове проявилась несогласованности действий разного рода властей и отсутствие общего руководства (до назначения П. Панина) подавления движения. В Саратове формально комендантом был назначенный на эту должность губернатором, находившимся в Астрахани, полковник Бошняк. Кроме того, в городе находились статский советник Ладыженский, и поручик Преображенского полка Г.Р. Державин. Ладыженский был специалистом по фортификациям, а поэт был послан еще Бибиковым в Вольск, тогда именовавшийся Малыковкой для разведки и препятствованию распространению влияния Пугачева на население. Полномочия Державина были более, чем неясные, но он, объединившись с Ладыженским, всячески мешал Бошняку в организации обороны Саратова. Только после того как Державин и Ладыженский под благовидными предлогами ретировались из Саратова, Бошняк смог сконцентрировать усилия по обороне города. Однако значительное число казаков, посылавшееся навстречу повстанцам, переходили на их сторону…
Михельсон и другие царские командиры шли следом за Пугачевым, но настичь его не могли. К Саратову Михельсон подошел 14 августа (Саратов был взят Пугачевым неделей раньше).
Приближение армии Пугачева к родному Дону парадоксально ухудшило его положение, ибо слишком много становилось людей, знавших кто он на самом деле. Жене Софье Дмитриевне он приказал называть себя женой замученного властями казака Пугачева…Под Саратовом к Пугачеву присоединилось немалое число немецких колонистов. Державину, вновь появившемуся в Саратове, пришлось писать воззвание к ним. Затем к Пугачеву пришли крестьяне и заводские рабочие с Урала…
При соприкосновении с донскими казаками, многие переходили в мятежный стан, но многие из перешедших узнавали в Петре III хорунжего Емельяна Пугачева…
Под Сарептой войска Пугачева были в очередной раз биты Михельсоном. А 2 сентября без всякого конвоя в Царицын прибыл Суворов.
На луговой, левой стороне Волги у бывших соратников в виду того, что они будто бы поняли, что перед ними не Петр, а Емельян Пугачев, созрел замысел связать самозванца и передать властям.