Но, как вы, наверное, знаете, всегда найдутся люди, которые заходят в чем-то слишком далеко. Не будем забывать про обувной фетишизм: он, как и все прочие измы, может заставить людей потерять голову. Вам может показаться, что Имельда Маркос, вне всяких сомнений, поклоняется Богине Туфель. Просто из-за того показаться, что в ее особняке в Маниле после государственного переворота тысяча девятьсот восемьдесят шестого года нашли множество пар обуви размера восемь с половиной (некоторые упоминают число три тысячи, сама же она уверяла, что у нее всего лишь тысяча шестьдесят пар). Но я сомневаюсь, что ей покровительствовала Богиня Туфель. Лично я не верю, что она хотела бы, чтобы у кого-то было больше пар туфель, чем он может одновременно любить всей душой. И она совершенно точно не хотела бы, чтобы красивые туфли месяцами пылились без дела на полках, пусть даже самых красивых и удобных полках. Скорее всего, она испытывает противоречивые чувства в отношении обуви, томящейся в неволе музейных собраний. Наверное, ей понятно, что люди имеют право любоваться знаменитой исторической обувью, но в глубине сердца она предпочла бы, чтобы эти туфли были изношены до дыр женщинами, которые знают в них толк и по-настоящему любят.
Когда Жюстина прожила с Генри три месяца, он сказал, что должен ехать за границу в командировку. Она ожидала, что он оставит ей тяжелую связку ключей на железном кольце и перед расставанием запретит открывать заветную комнату. Но он всего-навсего дал ей листок с распечаткой плана своей поездки и попросил не забывать включать охранную сигнализацию, выходя из дома.
Как-то в выходные, пока он был в отъезде, она села в его блестящий черный автомобиль с широкими кожаными сиденьями и подлокотниками и поехала домой. Ей скоро надоел диссонанс помпезной оркестровой музыки, лившейся из CD-плеера. Она переключилась на радио и под музыку сменяющих друг друга станций оставила город позади и пересекла границу штата, направляясь вглубь страны. Она сделала музыку громче и беззаботно пела за затемненными окнами. Она покупала коктейли в придорожных забегаловках и бросала пустые стаканы на пол перед пассажирским сиденьем.
Жюстина приехала немного раньше, чем ожидала, во второй половине солнечного дня, который сменил дождливое утро. Дома никого не было. Над усеянным маргаритками газоном за домом поднимался пар. Жюстина сняла туфли на шпильках, оставила их крыльце и зашагала по траве, чувствуя под ногами живую зелень. Старая колли по кличке Шерри очнулась от своих собачьих грез и выбралась из тени яблони, чтобы ее приласкали. Жюстина гладила мягкую шерсть на шее старой собаки и вспоминала, как та была щенком, как прыгала и крутилась волчком на месте, а потом с веселым лаем бросалась за ребятами, резвящимися вокруг поливальных фонтанчиков.
Она вспомнила о надувном бассейне, который сейчас, наверное, валялся где-нибудь в подвале, о пухлых ручках, липких от тающего красного шербета на палочках. Она присела перед собакой и играючи зарычала на нее. Невзирая на артрит, Шерри попыталась достойно ответить, припав на передние лапы. Тогда Жюстина повалила ее на землю, и они с удовольствием принялись валяться на траве, пока обоим не стало слишком жарко под лучами солнца.
Жюстина, тяжело дыша после игры с собакой, вернулась на крыльцо, безуспешно пытаясь стереть следы от травы с льняных брюк кремового цвета. Она заглянула в дальнюю часть сада и увидела сквозь ветви деревьев, что отец убрал старые качели, которые подарили ей на четвертый день рождения, а на их месте устроил огород. На мгновение она почувствовала себя лишней, но обрадовалась, увидев свои старые кожаные сапоги, побелевшие и растрескавшиеся, среди обуви у задней двери. Она была уверена, что это ее сапоги, но, надев их, почувствовала, что они болтаются вокруг икр, эластичные голенища не прилегают к щиколоткам, как раньше. Наверняка у Джилл, которая осталась дома, есть точно такая же пара. А сапоги Жюстины, наверное, выбросили.